Сеть

С мамой что-то произошло, это точно. Вот только что именно? Связано ли это с ее новым поклонником?! Или она поняла свою ошибку и решила вернуться к папе?

Вопросов было слишком много, и у нее снова заныли виски, набухая кромсающей болью.

Когда мама вернулась, Вика указала ей на дымящуюся чашку, сказав:

– Только у нас ничего к чаю нет.

– Я куплю в следующий раз, – сказала мама. – Вика, спасибо, но… я пойду. Извини, что заставила тебя возиться с чаем. Я, собственно, только на тебя взглянуть хотела.

Девушка равнодушно пожала плечами.

– Я тебя провожу, – сказала она спокойно, и, судя по всему, ее прохладное поведение задело маму. Уже в дверях она вдруг остановилась и, повернувшись, посмотрела на Вику.

Этот взгляд был невыносим, Вике казалось, что он превратился в невидимую указку, острый кончик которой вот-вот войдет ей в глаз и, проникая глубоко в мозг, выйдет из затылка.

– Прости меня, любимая, – тихо сказала мама. – Я знаю, что сделала очень плохо. Ты ни в чем не виновата, но я должна спросить тебя. Твое сердце примет меня?

Они стояли, безмолвно разглядывая друг друга, словно какие-то диковинки. По ногам Вики скользил сквозняк – мама уже открыла входную дверь.

– Не знаю, – глухо ответила она, отводя взор.

И это тоже было правдой.

И вообще. Разве от ее ответа что-то зависит? Учитывая, что через два дня Вики не будет?!

Что-то надломилось в маме. Крошечный огонек надежды, тлеющий глубоко в глазах, угас, и в какие-то доли секунды она постарела сразу на много-много лет…

Глубоко вздохнув, она вышла за порог, и Вика с каменным лицом закрыла за ней дверь.

И лишь потом бессильно, словно срезанный цветок, опустилась прямо на пол, разрыдавшись.

Нападение

Возвращаясь с работы, Сергей Викторович Елагин зашел в супермаркет. Набрав полную корзину продуктов, он остановился возле витрины с алкогольной продукцией. Где-то глубоко внутри настойчиво затренькал колокольчик, словно напоминая о том, что он на правильном пути.

«Конечно, Елагин, – затараторил внутренний голос. – Бери коньяк и дуй к кассе. «Кенигсберг» или еще какой-нибудь. Все равно после второй рюмки тебе уже будет неважно, чем ты будешь накачиваться…»

Сергей Викторович облизнул пересохшие губы.

Желание выпить было сильным, как никогда, но вместе с тем мужчина отдавал себе отчет, что с каждым днем его пагубное пристрастие уволакивает его куда-то вниз, в слизкую заплесневелую яму, откуда несет душным перегаром, а дно которой усеяно битым стеклом. И выбраться из этой зловонной бездны будет ой как непросто.

Из-за того, что сегодня он явился с похмелья на переговоры с представителем другой компании, возник конфуз, едва не сорвавший выгодную сделку. Юристам его фирмы с трудом удалось уладить проблему, а Елагин отправился в кафе, махом опрокинул сто граммов водки, после чего целый час в тупом оцепенении сидел на лавке, пялясь в никуда.

Сейчас, когда мозг его немного проветрился, он снова стоял на распутье. Провести вечер, как он обычно их проводит последний месяц? А наутро снова встать с опухшей физиономией, мерзким привкусом во рту и налитой свинцом головой? Или сделать над собой усилие, окинуть презрительным взглядом стройные ряды янтарных бутылок, на чьих пузатых стенках играют блики люминесцентных ламп, гордо развернуться и направиться к кассе?

«Дочь, – шевельнулась у него робкая мысль. – У тебя есть дочь».

Елагин медленно попятился назад, отдаляясь от полок с алкоголем.

Конечно, у него есть дочь. Вика, милая и прекрасная Вика, которую он любит всей душой. Вот только в свете последних событий он совсем перестал уделять ей внимание. Это притом что даже невооруженным глазом было видно – у девочки проблемы.

Мысль о дочери развеяла последние сомнения Сергея Викторовича в его выборе, и он решительно зашагал к кассе.

«Все, – подумал он. – Отныне никаких попоек. И сегодня же вечером поговорю с Викой. Она совсем не своя стала, бродит по квартире как привидение…»

Елагин старался думать о хорошем, заталкивая негативные мысли в дальний уголок сознания, на пыльный склад, в робкой надежде на то, что все у них скоро наладится и они заживут как прежде, пусть и без мамы… Но если с предстоящим разводом Сергей Викторович и мог смириться, и со всем другим, как ему казалось, он тоже вполне мог справиться, то была одна весьма неприятная штуковина, которая не давала ему покоя. Из-за нее, собственно, Елагин и пристрастился к выпивке, а не из-за раздрая с любимой супругой, как он пытался себя в этом убедить.

Фотография.

Опять эта проклятая фотография. Сегодня ее подбросили ему прямо в офис, вместе с вечерней почтой. На конверте стоял штамп «Конфиденциально», а ниже крупно и уверенно выведено каллиграфическим почерком: «Сергею Викторовичу Елагину, лично».

Он равнодушно надорвал конверт, и на стол спикировало то самое злосчастное фото. Сергей Викторович застыл на месте, словно увидел перед собой голову Медузы-горгоны, у которой вместо волос извивались и шипели разъяренные змеи, а в глубоких глазницах плескался смертельный ужас.