Однако она готова была простить ему это маленькое нарушение правил, особенно учитывая то, что он после каждого раза извинялся и подливал ей вина.
Поднявшись с подвешенного на стену унитаза, Ребекка натянула трусики и джинсы, спустила воду, а затем поправила перед зеркалом пару прядей. Щеки у нее порозовели, глаза блестели от выпитого, и она невольно улыбнулась своему отражению в зеркале. Давно ей не случалось находиться в таком радостном возбуждении.
Между нею и им явно пробежала искорка — в этом не может быть сомнений. Осталось выяснить, что будет происходить дальше.
Три крошечные таблетки. Желтенькие, с радостным смайликом по центру. Он не успел заметить, кто их раздобыл, но внезапно Рильке взяла две из них и положила в рот. Затем притянула его к себе, разомкнула губы и, коснувшись языком его языка, протолкнула одну таблетку ему в рот.
На самом деле в этом не было нужды — Эйч Пи приобщился к таблеткам вскоре после смерти Дага и не нуждался в инструкторах. Однако ему надо поддерживать свою легенду и изображать правоверного мусульманина — непьющего и не признающего наркотики. Во всяком случае, пока его не уговорит женщина. Хотя на этом этапе уже все, что угодно, прошло бы как по маслу. В баре сложилась очень странная атмосфера, чертовски странная.
К этому моменту все уже знали о событиях в центре города, и, вероятно, похороны в сочетании с неожиданным напоминанием о хрупкости бытия заставили всех заговорить так, словно они живут на земле последний день. Ситуацию еще усугубляло то, что диджей постоянно ставил пластинку R. E. M. End of the world as we know it.[113]
На самом деле Эйч Пи терпеть не мог псевдоинтеллигентных борцов за экологию типа R. E. M. и их наивные призывы к миру. Какое ему дело, что кто-то взорвал себя на кусочки посреди Дроттнинггатан?
Ему-то что до того?
Он почувствовал, как кайф распространяется по телу. На мгновение закрыл глаза, чтобы насладиться тем моментом, когда его веки превратятся в разноцветные каскады.
Внезапно он осознал, что подходил ко всему совершенно неправильно. Чертовски неверно! Он рожден любить, а не ненавидеть. Если задуматься, то он любит, пожалуй, почти весь мир. Экологов, самоубийц, R. E. M. и даже толстого нелепого Бинса. Если парень вопреки ожиданиям появится в понедельник на работе, он в утешение этому несчастному толстяку купит ему самую большую семейную пиццу.
Эйч Пи перегнулся через стойку бара.
— Шестьдесят грамм «Столичной»… хотя, впрочем… давайте восемьдесят!
Когда он обернулся, Рильке проделывала тот же фокус с Софией. Какое-то мгновение он стоял и ухмылялся, наблюдая, как две женщины целуются взасос.
Поцелуй последовал как нечто само собой разумеющееся. Возбуждение, которое она почувствовала еще в тот момент, когда его губы коснулись ее щеки у входной двери, за время ужина лишь нарастало. Строго говоря, она и не помнила, о чем они говорили.
Во всяком случае, не о работе и уж точно не о ее работе, в этом она была уверена.
Кажется, о путешествиях…
Какие места в мире стоят того, чтобы их посетить…
Судя по всему, более всего он любил Турцию. На втором месте оказался Аравийский полуостров. Сама она зачем-то приплела Австралию, где никогда не была. Собственно, помимо командировок, она вообще нигде никогда не была.
Однако это не имело значения — Ребекка с удовольствием уступила ему инициативу в разговоре. Его мягкий негромкий голос лишь усиливал вибрацию, возникшую между ними.
Затем он почти незаметно умудрился пересесть на диван, усадив ее рядом с собой, и теперь оба прекрасно знали, что будет происходить дальше.
Его узкие губы оказались удивительно мягкими, она ощущала аромат его одеколона и вкус коньяка у него на языке. Он крепко прижал ее к себе, словно зная, что ей больше всего нравится, и она задохнулась от удовольствия и неожиданности.
Полное безумие!
Однако единственный раз в жизни Ребекка решила отпустить все вожжи — и падать в свободном падении.
Его губы переместились на ее шею, и она изогнулась от наслаждения, нащупывая пуговицы на его рубашке.
На самом деле он уже не помнил, как они оказались там и куда направлялись, но внезапно он понял, что они стоят в лифте, крепко обнявшись. Он, Рильке и София. Одна его рука обнимала Рильке за талию, другая лежала на мощной корме Софии.
Одна из женщин — собственно, он точно не знал, какая именно, — обхватила его достоинство куда более приятным образом, чем он Бинса, его рубашка была расстегнута до пояса, и Рильке вылизывала с него текилу, которую только что выплеснула ему на грудь, в то время как София покусывала его за мочку уха.
Третий этаж просвистел мимо, за ним — четвертый. Эйч Пи молил про себя, чтобы в доме не оказалось десять этажей.
Она почувствовала, как его мобильник завибрировал у ее бедра, и заметила, как он на мгновение замер.
— Еще раз прошу прощения, — проговорил он, поднимаясь. — Это в последний раз, клянусь. Просто сегодня вечером все идет не совсем так, как обычно.