Сеть птицелова

– Небось не укусит, – приободрила сама себя шепотом Настасья и, погладив мимоходом по головке голого мальчонку с крылами, неожиданно нащупала за золоченым бронзовым постаментом заветный коробок – и сжала в горсти.

– Что, – подмигнула она мальчонке, – не углядел за барышниным секретом?

Настасья поставила свечку перед псише: зеркало отразило бледное испуганное лицо. Села и открыла коробок, на дне которого собралось в мелкую щепоть песчаное зерно. И тут сделала нечто странное: сунула палец внутрь, вытащив, облизнула, а после, впервые прямо глянув на себя в барышнино зеркало, задорно улыбнулась, блеснув зубами и белками быстрых глаз.

– Небось, – повторила она. – И тот меня не съест!

Барышня тем вечером отправилась почивать ранехонько – и пока Настасья расчесывала ей косы, сидела непривычно тихо: не ойкала, не задавала вопросов. Смотрела на себя в полутемное зеркало, но будто и не видала, вся в своих мыслях. А Настасья и довольна, что барышне до нее дела нет и не замечает она ни бледных от волнения щек, ни подрагивающих пальцев, заплетающих на ночь рыжую косу.

– Поди спать, – приказала она, когда Настасья заботливо подоткнула ей одеяло.

– Огня-то оставить, Авдотья Сергеевна? Или молока горячего принесть?

– Гаси, – закрыла глаза барышня, – и ступай. Говорят тебе, ничего мне не надобно.

А Настасья, перекрестив хозяйку и задув свечку, прокралась в потемках к дверям, скрипнула напоследок половицей. Войлок свой, служивший постелью, бесшумно свернула в угол, где лежал, уже приготовленный, узелок с едой, и тихо прошла по спящему дому: мимо библиотеки и кабинета барина, мимо девичьей и людской, откуда доносился молодецкий храп лакеев и даже в коридорах пахло кислой капустою и потом.

– Эк рулады выводят, черти! – хихикнула она в кулак.

Толкнула дверь и вышла на крыльцо. В глубине аллеи, у старых ворот, горели французские костры. Настасья слышала обрывки переливчатой, как ручей по камням, птичьей речи и конское ржание. Прячась от лунного света в тени старых лип, Настасья прошла вдоль аллеи, а после свернула в дубовую рощу, откуда по знакомой наизусть тропе направилась в лес.

* * *

– Куда, скажи на милость, может подеваться горничная, да еще ночью, когда ее место – на войлоке у барского порога? – грохотал с утра батюшка.

Авдотье пришлось воспользоваться услугами материнской девушки и по необходимости признаться родителям в отсутствии своей. Беспокойства она не чувствовала: Настасья, с ее точки зрения, умела за себя постоять, французские солдаты не тронули бы ее, хотя… Пару дней назад, поутру, Настасья, одевая барышню, призналась, что майоров денщик уж давно на нее заглядывается. Однако Настасья только заливисто смеялась на галантную речь дюжего бретонца, не понимая в ней ни единого слова. И незадачливый Лизье вынужден был ретироваться. Увы, как ни парадоксально, простота кавалера в данном случае не служила простоте общения. Напротив, чем выше был социальный слой, тем легче строился диалог. Там, где у Авдотьи и де Бриака имелось множество точек соприкосновения – прежде всего общий язык, но еще знание европейской истории и литературы плюс абсолютно идентичные социальные навыки, Лизье с Настасьей не могли навести ни единого мостика для обмена любезностями. Так что поклонник был маловероятен, разве что…

– Разве что она отправилась в лес, – сказала она батюшке, густо намазав прозрачное смородиновое желе на кусок свежего калача.

– В лес? Это что за новости?! С чего это девки повадились в лес? Да еще ночами?

Дуня улыбнулась, понимающе переглянулась с маменькой, и та успокоительно погладила мужнину руку.

– Полно, Серж. Настасья молода, собою пригожа, а любой лакей, ставший разбойником, да еще воюющий с неприятелем, приобретает романтические черты. – И она повернула смеющийся взгляд к дочери. – А уж тем паче поручик.

Отец вместо новой бранной тирады усмехнулся в усы, и порозовевшая Дуня поняла, что вчера вечером, после ее отхода ко сну, имел место родительский совет, на котором было решено, что герой войны, пусть даже и картежник, как ни крути, лучше фальшивого виконта из стана неприятеля. «А что игрок – так кто без греха, ма шер?» – мог бы заметить батюшка на укоризненный взгляд супруги. Игра в карты в начале XIX века была одним из самых распространенных способов убить время, мужским хобби, вроде сегодняшнего футбола. Кроме того, в картах, как и в дуэлях, и в партизанской войне, центральным элементом была игра случая, и потому они могли считаться явлениями одного порядка. Потасов играл и воевал из того же побуждения нервной системы – дабы почувствовать руку судьбы на своем плече. Да и так ли важны поручиковы грехи, если вскоре Липецким предстоял путь домой, а значит, подальше от всех внезапных дочкиных ухажеров.

– Зри, премудрая царица! Зри, великая жена! Что Твой взгляд, Твоя десница Наш закон, душа одна, – запел фальшиво папенька, ласково поцеловав супругу в пробор.