Сети кружевницы

Сегодня вечером Щедрый не стал просить Асю выйти, чтобы поговорить с Ингой наедине. После вчерашнего он побаивался очередной истерики. Но девушка вела себя абсолютно адекватно, правда, в процессе разговора периодически хваталась за свои коклюшки, словно излишне впечатлительная барышня за пузырек с валерьянкой.

Ничего нового она не сообщила. Фамилию Негода слышала в первый раз, как и название «Премиум». Бородина не убивала, ей очень нравилась фигурка кота, которой ему проломили череп, и потому на ней ее отпечатки. Самое неприятное заключалось в том, что Щедрый почему-то верил ей, хотя вера эта лишала его практически единственной, не считая Волынкина, подозреваемой. Попереливав таким образом из пустого в порожнее минут двадцать, он счел за лучшее оставить Ингу в покое.

Ася думала, что после ухода Щедрого Инга будет плакать, жаловаться на судьбу или предаваться унынию, но та словно превратилась в механизм, машину, которая не остановится, пока не выполнит работу.

– Ты собираешься сегодня спать? – спросила Ася. – Первый час.

– Да, уже почти!

Минут через десять Инга сняла с валика готовую полочку.

Глаза ее покраснели от напряжения, но светились от радости. Однако спать Инга не собиралась. Вытащив из серебряного чехольчика крючок, она соединила все части жилетки, разложила ее на валике и пару секунд полюбовалась на произведение своих рук.

– Вот теперь все! Остается только найти заказчицу. Это же Петр Васильевич договаривался.

Тут она шмыгнула носом. Сейчас бы не помешали коклюшки. Их песня поможет отрешиться от печальных мыслей. Но – увы. Работа закончена, новых заказов нет и вряд ли появятся. Инга снова шмыгнула носом, тяжело вздохнула.

– Спать, спать, спать! – скомандовала Ася.

Она помогла Инге лечь, укрыла одеялом, подоткнув его со всех сторон, как когда-то делала мама.

– Спи. Завтра будет новый день, новые кружева.

Инга лежала, закрыв глаза, и потихоньку всхлипывала. Постепенно дыхание ее стало ровнее, спокойнее, тише. Ася на цыпочках подошла к двери, выключила свет и легла на свою кровать. Почему-то ее знобило.

«Не хватало еще заболеть», – подумала она, натягивая одеяло на макушку.

Он спустился по лестнице, сел на ступеньки. Почему-то сейчас план уже не казался ему таким замечательным. Во-первых, он не видел охранника, во-вторых, не видел медсестру, в-третьих, вообще ничего не видел. Только два прямоугольника света на лестничной площадке, образованные падающим сквозь матовые дверные стекла светом из коридора. Стоит кому-нибудь выйти на лестницу, и его присутствие будет обнаружено. Попробуй потом объясни, что он делает ночью в больнице в зеленом халате, со спрятанными в рюкзаке дождевиком и резиновыми перчатками. Но ему продолжало везти. Минут через сорок свет в коридоре погас, и до его слуха донеслись приглушенные смешки, а затем сквозь дверные стекла он увидел два силуэта: высокий и крепкий – охранника, пониже и посубтильнее – медсестры.

Он приоткрыл дверь. Из противоположного конца коридора раздался шум закипающего чайника, донеслось позвякивание посуды. Похоже, медсестра с охранником решили устроить чаепитие. Отлично. Пора!

Неслышно скользя по коридору, он ощущал себя разведчиком в тылу врага. Вот и дверь в палату. Он осторожно толкнул ее, дверь поддалась, открылась совершенно беззвучно. Шаг, другой – и он в палате. Тихо, темно, в окно заглядывает огрызок луны. И тут его ожидало страшное разочарование: кроватей было две! Одна посредине палаты, а другая у стенки, рядом с принадлежностями для плетения паутины. Самое ужасное заключалось в том, что обе были заняты. Паучиха не одна! Но кто может здесь находиться? Он точно видел, что детективщица ушла еще утром. Майор тоже ушел, да и вряд ли он остался бы ночевать в женской палате. Что делать? Что делать??? Развернуться и уйти? Но вряд ли судьба будет так же благосклонна к нему завтра. Значит, надо завершить то, ради чего он сюда пришел. Будем рассуждать здраво. Наверняка паучиха спит рядом со своим оборудованием. А значит…

Глава 41

Ехать по ночной трассе – одно удовольствие, скорость под сотню, никаких тебе пробок, никаких нарушителей ПДД, стремящихся во что бы то ни стало обогнать всех, кого можно и кого нельзя.