Алеон горько улыбнулся, чуть прикрыв глаза, он ласково провел кончиками пальцев по переносице, губам, скуле, уже не касаясь. Сильвия чувствовала только жар. Его рука скользнула к ключице. Он едва коснулся — жар обжег тонкую кожу, словно бы ужалил. Сильвия невольно вздрогнула. Алеон со стоном, переходящим в рык, отстранился. Сильвия, чувствуя это, протянула руку, пытаясь удержать. Но он не дал.
— Прости. — Тихо прошептал Алеон. — Прости, прости меня за все.
— Я же могу помочь!
— Нет. Не можешь. — Уже прорычал Алеон. — Так больше не будет. Так я не хочу.
— А если я хочу? — решительно возразила Сильвия.
Алеон засмеялся. Он приподнялся и посмотрел на нее. Сильвия упрямо выдержала взгляд.
— Как же ты не понимаешь? Я хочу быть нежным. Хочу прикасаться к тебе, не опаляя, хочу утонуть, зная, что ты тонешь вместе со мной, и тебе хорошо. А так я не хочу, и никогда не захочу. А ты просто прости меня.
Сильвия замерла, он бредит? Настолько болен, что начал бредить?
— Прости, что не успел…, прости, что не смог спасти город. Прости, что бросил тебя одну… Скажи, скажи мне, что любила своего конунга! Скажи, и мне станет легче.
Сильвия сощурила глаза, чувствуя страх и злость. Неужели это новая жестокая игра?
— Не сердись, умоляю. — Алеон снова ласково провел по ее лицу кончиком пальца, все так же не касаясь. — Я подвел тебя тогда.
Сильвия резко отстранилась
— Не уходи. Мне еще так много надо тебе сказать.
— Нет, мне лучше уйти. Эта шутка слишком злая даже для тебя. Ты бредишь?
— Брежу… — горько произнес эльдар. — Хорошо бы. — Он примирительно улыбнулся и посмотрел прямо в глаза. — Я бы хотел. Я бы хотел, чтобы все это было только наваждением, сном. Хотел бы проснуться там, в нашем доме. И ты, теплая, нежная и прекрасная, моя. И я бы любил тебя, ты бы любила в ответ. Ты ведь любила? Не отвечай. Не надо.
Алеон посмотрел сквозь нее.
— Сейчас я продал бы душу, чтобы ложь оказалась правдой. Я утешал себя ложью, оправдывал… Но ты любила. Любила больше своей короткой жизни. И у меня было все: вся ты. Твой смех, твоя злость, твоя нежность и ярость. Ты была моей. Ты любила так сильно, что не дала мне умереть. Зря! Так было бы лучше. Гораздо лучше. Меня боятся даже свои. Даже древний демон, Владыка Элладиэль, боится меня. А ты нет… Ты храбрая! Ты ведь никого не боишься…
Он посмотрел прямо, горящий нефрилом взгляд жадно и с наслаждением скользил по телу Сильвии. Она оробела. Он усмехнулся.
— Ты жертвенная. Ты хочешь помочь. Безумная, глупая девчонка! Я не хочу так!
Он резко отвернулся.
— Я виноват перед тобой. Так много раз виноват. Я видел столько боев… И если бы я мог переиграть только один, всего один! Отчего, отчего, Сил, я не могу повернуть время?! Ведь это же возможно?
— Нет. — Коротко отозвалась княгиня.
— Нет. — Послушно повторил Алеон. Потом с жаром продолжил. — Представь, мы жили бы счастливо, Драго и О'Силей были бы моими. Они славные! И мы бы по-прежнему любили друг друга.
— Нет. — Неожиданно для себя и очень правдиво произнесла Сильвия.
— Нет?! — Алеон чуть приоткрыл горящие глаза.
— Нет. Ты прав. Люди живут во лжи. Каждый день они обманывают себя. Тебе было плохо в Излаиме, поэтому ты ушел. Ты искал своих, свое место, свой путь. А я, я только тормозила тебя, мешала. Ты говоришь, любила. Да, любила. Только…разве же это любовь? Я сгубила бы тебя.
Сильвия встала.
— Алеон, отпусти призраков прошлого. Его нет. А таким, каким ты его видишь в нефриловых грезах, и не могло бы быть. Мы ссорились каждый день. Я не понимала тебя. Я едва ли понимала себя. Глупая и избалованная. Дети, семья? Ты бежал от этого. Тебе это чуждо. Но ты был слишком честным, слишком хорошим — мы дали клятву. Как и все..! Но знаешь, что я увидела потом? Я увидела, как умирает такая любовь. В изменах и ссорах. Люди лгут и легко соглашаются с этим. И как не повернись — ложь. Они обещают вечную любовь и через год заводят любовников. А после ненавидят и часто желают смерти тому, кого любили «больше жизни»! Кому клялись! И я такая же. Нет, я не завела бы любовника, но я бы изводила бы тебя, как изводит всякая жена своего мужа. Ты бы возненавидел меня. То, что произошло, было великой милостью для нас обоих.
Алеон широко раскрыл огнедышащие глаза. Ярость разливалась в них, слепая, боевая. Он с рыком опрокинул княгиню обратно на кровать, Сильвия замерла. Но он отпустил.
— Зачем? Зачем ты говоришь все это? — Простонал он.
— Потому, что это правда. — Слезы неожиданно побежали по её щекам, упрямые, злые. Алеон отпрянул и тихо ответил.
— Нет. Неправда. Это твоя утешительная ложь. Иначе слишком больно. Ты пытаешься умалить и обесценить то, что нельзя умалять!
Вдруг он резко прижал ее к себе и очень горячо поцеловал. Сильвия застонала от резкого ожога и упрямого, сильного желания вопреки боли.