Сети зла

Если судить по книгам, сатиры-лешие — это грубые сладострастные мужчины, одержимые похотью. Этот на одержимого не походил — скорее уж на старенького Виндекса — их садовника, умершего в прошлом году, человека доброго и мудрого, хоть и неграмотного.

Впрочем, в далекой Куявии почему бы сатирам не быть такими?

— Поня-атно-о, — протянул бес— Заклятие невидимости сломала и думала, что пройдет даром.

— К-какое з-заклятие? — Надкушенная куриная ножка так и шлепнулась обратно на розовый гранит.

— Сказывал же, заветная кладовочка. Кто-то сильный и могущественный наложил на нее заклятие, чтоб не всяк мог ее найти. Вот только для чего, никак в толк не возьму. Не для того же, дабы хоронить там от голодных баб сало да пиво. Чай, для чего-то посурьезнее.

— Сам-то как туда попал? — уела его Орланда.

Леший самодовольно ухмыльнулся и похлопал себя по волосатой груди.

— Нам чегой? Мы ж, грю, князья лесные тоись, насчет всяких заговоров доки. Дунул, плюнул куды надоть, дверца и отворилась. А вот ты дело иное. Тут бы помозговать, дык времени нету. Уйду сегодня в ночь. Вот лапти доплету и уйду восвояси.

Ткнул пальцем в странную обувку, сплетенную из древесной коры, что лежала здесь же, на саркофаге, рядом с заветной «ветхой котомочкой». Одна сандалия была уже полностью готова, а вторая — лишь наполовину.

— Ты уж не выдавай по старой дружбе-то! — подмигнул он. — Авось, когда и пригожусь. Чую, чую, девонька, что еще встретимся. А где и как, про то одни верхние ведают. Куда лыжи навострила? — И заметив, что собеседница не совсем поняла, уточнил: — Собралась куда, грю?

Ох, а ведь и впрямь спешить нужно! Послушание же…

— В город, — коротко отрезала и резко скомандовала Ваалу: — Место!

Кусик нехотя полез в карман.

— Ты вот чего, дедуля. Я тебя, так и быть, не выдам. Но лучше бы тебе уйти отсюда. Люди тут ходят, да и вообще… Святое место все-таки!

— Ну-ну, — скривил губастый рот леший. — Что ж, прощевай, дочка. Спасибо на добром слове. Прими и мое напоследок. Берегись блестящих камешков да темных дворов. А пуще всего злого бабьего ока остерегайся.

Не дослушав, девушка нетерпеливо махнула рукой и зашагала прочь.

— Ну-ну, — вновь повторил рыжий, печально глядя ей вослед. — Тучки черные над головонькой твоей, дева. Грозовые. Зловещие. — И озабоченно добавил: — А с охранным полем чей-то решать надо. Надо ж так проколоться. И с чего бы? Не Дивий же Ключ, в самом деле?..

Как объяснила ей Кезия, место, где должна была произойти встреча, находилось на площади Птолемея Пятнадцатого и Клеопатры Седьмой, в Северной стороне Сераписа.

Да уж, нечего сказать, местечко еще то. Словно кто специально поиздевался, назвав одну из самых неказистых площадей, расположенную на окраине города, в бедняцком районе, в честь великих основателей Империи. Впрочем, вполне может быть, что шесть столетий назад здесь все было совсем по-другому. Город-гигант разросся, словно флюс, в южном направлении. И эта площадь, скорее всего, находилась в тогдашнем центре. Вон какие многоэтажки высятся вокруг. Хоть и старые, обветшалые, но еще хранят следы былого величия. А возле них стоит даже парочка вполне приличных патрицианских особняков.

С замирающим сердцем девушка обошла колоссальный монумент, воздвигнутый в честь царственной четы. Огромные, локтей в двадцать, мраморные Октавиан и Клеопатра стояли, взявшись за руки, а над ними, положив руки на плечи божественных супругов, высилась улыбающаяся мать Исида.

Красивый памятник. Сейчас таких уже не возводят. Дорого. Да и умение со временем подрастеряли. Этот, наверное, делали мастера в самом Египте, а уж затем по морю да по реке статуи привезли сюда и установили. Матушка Сибилла рассказывала, что прежние августы частенько поступали таким образом, чтобы поднять в провинциях свою популярность. Многие из подобных памятников впоследствии были разрушены либо отправлены на свалку.

Но этот не тронули. Память о первом Августе Октавиане, перенесшем столицу из старого Рима в Александрию и взявшем после женитьбы на вдове своего друга-врага Марка Антония, царице Клеопатре, имя Птолемея Пятнадцатого, в Империи чтили свято. Не случайно даже месяц календаря назван в его честь. И каждые пять лет в октавиане проводятся Октавиановы игры, ставшие заменой древним Олимпийским…

— Красавица, а красавица! — отвлек ее от разглядывания памятника вкрадчивый голос. — Купи билетик.

— А? — непонимающе захлопала глазами. — Какой билетик?

Вихрастый мальчишка-подросток, сверкая озорными глазами, сунул ей под нос разрисованный кусочек папируса.

— Городская лотерея Сераписа! Бери, не пожалеешь! Всего три сестерция, а можешь выиграть миллион!

— Уйди от греха подальше! — насупилась. — Соблазн один!

— Ой, перестань! — досадливо отмахнулся юноша. — Какой соблазн? Розыгрыш послезавтра. Купи. Этот точно счастливый. Голову даю на отсечение!

— Не клянись напрасно, — погрозила ему пальчиком.

— Вот зануда. Тебе что, трех сестерциев жалко?

— Да нет у меня таких денег, — растерянно развела руками Орланда.

— Ой-ой-ой, так я тебе и поверил.

Приставала смерил ее с головы до ног подозрительным взглядом.