Сетра Лавоуд

Он, со своей стороны, даже на мгновение не задумался обо всех этих сложных проблемах. Его сердце был наполнено тем, что сделали с его народом, так что если и было пустое место в этом органе, теперь оно было наполнено местью. Как только тело Восточника распростерлось на земле, Маролан стал думать о нем не больше, чем о каком-нибудь насекомом, на которое он мимоходом наступил. Он стоял, с меча капала кровь, и ждал, пока кто-нибудь бросит ему вызов.

Единственным ответом был крик, вылетевший из одной из хижин. Не отдавая себе отчет в том, что он делает, или почему, Маролан поднял меч и направил его на деревянный домишко. Дому ничего не оставалось, как взорваться и рассыпаться на объятые пламенем куски.

— И это, — сказал Маролан чистым и сильным голосом, который заглушил даже треск горевшего дерева, — тоже для моей богини.

Когда он понял, что ответа не дождется, то аккуратно повторил то же самое для каждого здания маленькой деревни, вскочил на коня и поехал дальше, оставив за собой только горящие развалины.

Он пустил своего коня на дорогу, ведущую в соседнюю дервню, которая находилась настолько близко, что ее жители не могли не видеть дым от руин оставленной им безымянной деревушки. И действительно, когда, спустя несколько минут, он очутился там, то обнаружил, что внешний вид этой деревни почти ничем не отличается от первой, за исключением отсутствующих платанов и небольшой собравшейся толпы Восточников, которые глядели на дым, указывали на него руками и тихонько переговаривались. Все они поглядели на Маролана: мужчины, женщины и, мы должны с сожалением признаться, даже дети.

Маролан, со своей стороны, не захотел сказать ни одного слова. Вместо этого он спрыгнул с лошади, вынул меч, сделал два шага вперед и, с искаженным гримасой гнева лицом, начал убивать. Сколько из них погибло, мы не знаем. Никто не пытался сопротивляться — напротив, толпа немедленно рассеялась, все разбежались в разные стороны. Маролан не стал преследовать их, но, как и раньше, превратил каждое здание деревни в груду горящих развалин.

Через десять минут он опять сел на коня и поехал по единственной дороге, достойной этого имени; эта дорога шла через всю деревню и, как он правильно предположил, должна была привести его в следующую.

Эта третья деревня, в которой он очень быстро очутился, была именно той, которую он, на самом деле, искал. Впрочем, по размерам и внешнему виду она ничем не отличалась от других, зато, к радости Маролана — в той мере, в которой в эту минуту он был способен на выражение этой эмоции — улицы были полны вооруженных людей с Востока, их было примерно пятьдесят. И, более того, казалось, что все они стремились собраться вокруг идола в виде четырех-футовой статуи, сделанной из куска базальта, на конце которой была грубо вырезана рогатая голова, и этот идол каким-то то символическим путем олицетворял бога Три'нагора.

Для чего в точности они собрались вокруг статуи — то ли собираясь отправиться в набег, то ли только что вернувшись из набега, а может быть это был один из языческих ритуалов — мы не можем сказать; но, собравшись, они сначала уставились на дым, а затем на высокого незнакомца, который совершенно хладнокровно вьехал прямо в середину толпы и сказал, — Я Маролан. Несколько лет назад вы устроили набег на Черную Часовню, чтобы найти меня.

Он спрыгнул с жеребца, стукнул его по крупу, заставив уйти подальше, вынул меч и холодно заявил. — Я здесь.

Относительно того, что случилось потом, мы можем сказать только то, что любой Дзурлорд, который был бы способен стать свидетелем этих событий, безусловно тут же наполнился завистью, смешанной, насколько мы можем себе предствить, с некоторым невольным почтением. Сколько из того, что последовало, было сделано Мароланом, а сколько его мечом? Впоследствии сам Маролан не раз задавал себе этот вопрос.

И, по меньшей мере, большая часть всего этого была сделана мечом, и он делал это быстро, намного быстрее, чем Маролан мог представить себе. Казалось, что меч подпрыгивает в его руке, и, более того, Маролану даже казалось, что каждый следующий удар был быстрее предыдущего. Может показаться, что меч сам решал, куда бить; тем не менее это было не так, Маролан совершенно четко все видел и сам принимал решения. Если многие мастера меча часто говорят о том, что ощущают меч продолжением своей руки, то Маролану казалось, что это загадочное оружие было продолжением его мысли. То есть не успевал он заметить кого-нибудь, пытающегося вонзить в него меч и подумать, что было бы совсем неплохо снести голову с плеч этого индивидуума прежде, чем тот успеет ударить — и это немедленно происходило. Потом он мог увидеть, что, судя по положению меча, волшебный клинок мог бы вонзиться в грудь другого язычника, и опять действие чуть ли не опережало мысль. Сколько же сделал Маролан, а сколько меч? Ни тогда, ни потом он так и смог по-настоящему ответить на этот вопрос.