В ночь с 21 на 22 января Ревякин организовал вылазку в развалины. Переодевшись в немецкую форму, он, Горлов, Балашов, Анзин и Пиванов обстреляли немецкие патрули в районах Малахова кургана и Куликова поля. Ночные "прогулки" в развалины давно уже были из осторожности прекращены. Автоматные очереди по патрулям явились большой неожиданностью для гитлеровцев.
А 23 января в городе произошло событие, которое вызвало среди оккупантов новую панику.
Около двенадцати часов ночи на станцию Севастополь из Симферополя прибыл большой эшелон с боеприпасами. Эшелон был поставлен недалеко от станции и находился под сильной охраной. И вдруг в два часа ночи в вагонах начали взрываться снаряды. Зарево пожара осветило город. Снаряды рвались до шести часов утра, искалечив железнодорожные пути, депо, много паровозов и подвижного состава.
6 февраля из Симферополя в Севастополь прибыл вагон с продовольствием для снабжения немцев-железнодорожников. В этом вагоне работал грузчиком комсомолец Володя Боронаев, член симферопольской молодежной подпольной организации. Боронаев был хорошо знаком с комсомольцем Виктором Кочегаровым и его отцом. После раздачи продуктов немцам он пошел ночевать к Кочегаровым. Вечером Виктор пригласил к себе Милу Осипову, Мишу Шанько и познакомил их с Боронаевым. Засиделись за полночь. Не отрываясь, слушали комсомольцы рассказ Боронаева о работе симферопольских подпольщиков.
- 23 января у вас взлетел на воздух эшелон, - говорил им восторженно Боронаев. - Знаете, кто взорвал? Наши симферопольцы.
- Как же они это сделали? - спросила Осипова.
- Мы имеем связь с партизанами. Из леса получаем мины. Этими минами и взрываем поезда. Я и вам две штучки привез. Спрятал их у себя в вагоне. Утром передам их тебе, Виктор, и научу, как с ними обращаться. Сами будете взрывать и поезда и пароходы.
Осипова и Шанько уходили от Кочегаровых, полные радостных планов.
Но их мечтам не суждено было осуществиться. Как выяснилось впоследствии, гестаповцы следили за Володей Боронаевым еще от Симферополя. Пока он был у Кочегарова, немцы обыскали вагон, обнаружили мины, а утром арестовали его, Виктора Кочегарова и его родителей - отца Владимира Яковлевича и мать Татьяну Яковлевну. В тот же день были арестованы Людмила Осипова и Миша Шанько.
Поздно ночью, когда Гузов, Захарова и Ливанов еще работали в типографии, а Ревякин с Лидой готовили к отправке на Большую землю новые разведывательные данные, дом Ревякиных был окружен гестаповцами. Раздался стук в окно.
- Кто-то чужой! - Ревякин быстро собрал бумаги со стола и, бросив их в подземелье, предупредил товарищей об опасности.
Те потушили свет и замерли. Замаскировав вход в подземелье, Ревякин велел Лиде лечь в постель. Та не соглашалась.
- Лучше я пойду открою, а ты спрячься в подземелье.
- Нет, нет, ложись: не забывай, ты больна и ничего не знаешь. Стук в окно повторился.
Ревякин вышел в сени и открыл дверь. Яркий свет электрического фонарика мгновенно осветил его, и он очутился в руках гестаповцев.
- В чем дело, господа? - спросил он по-немецки, не пытаясь сопротивляться.
- Почему долго не открывали дверь?
- Мы спали, нужно было одеться.
- Вы Саша Орловский? - услышал Ревякин свою подпольную кличку от стоящего перед ним начальника СД Майера. Не теряя самообладания, Ревякин спокойно ответил:
- Я Александр, но не Орловский, а Ревякин.
- Знаю, - усмехнулся Майер, испытующе вглядываясь в лицо Ревякина. - Мы вас разыскиваем давно. Ревякин сделал удивленное лицо.
- Я никогда ни от кого не прятался. Работаю учителем в школе и все время проживаю в этом самом доме.
- И это знаю, господин Ревякин. На вас получена нехорошая характеристика. Надеюсь, вы поможете мне распутать это дело.
- Не знаю, что за дело.
- Где у вас типография? - строго спросил Майер, надеясь неожиданным вопросом смутить Ревякина.
- Это клевета, господин начальник, - также спокойно ответил Ревякин. - Все мое хозяйство - это больная жена, которая должна скоро родить, и две почти пустые комнатки.
- Говорите правду!
- Я говорю с полным сознанием того, что меня ожидает за ложные показания.
Гестаповцы произвели тщательный обыск. Несколько раз заглядывали в сундук, под кровати, в шкаф, в печку, развалили дрова, лежавшие около плиты. Подземелье и электрический провод в стене были так хорошо заделаны, что гестаповцы их не нашли. Спокойное непринужденное поведение Ревякина сбивало с толку опытного гестаповца.
- Пойдемте с нами, - приказал он.
Услышав, что мужа забирают, Лида вскочила с постели и испуганна закричала:
- Саша, Саша!
- Вы, мадам, не волнуйтесь, - сказал ей Майер. - С вашим мужем мне нужно немножко поговорить. Все будет хорошо. Очень хорошо, уверяю вас, мадам.
Лиду била нервная лихорадка, она вся дрожала, зубы стучали. Шатаясь, она вышла в сени, потом во двор, на улицу, вглядывалась в ночную темень, прислушивалась. Кругом было тихо, так тихо, что она ясно слышала биение своего сердца. "Сашу взяли, Сашу взяли", - шептала она.
Лида заперла двери, проверила ставни и сообщила в подземелье, что муж арестован.