Севастополь

По предложению Ефремова постановили 7 и 8 ноября считать рабочими днями.

События развивались. В ночь на 29 октября член Военного Совета флота Кулаков сообщил мне по телефону, что немецкие части, прорвав Ишуньские позиции, устремились в направлении к Симферополю, Севастополю, Керчи и Евпатории. С тяжелыми боями отходили Приморская в соседняя армии.

В полдень 30 октября - памятная дата! - в городе стали слышны ухающие звуки, заставившие севастопольцев насторожиться.

Это были первые выстрелы севастопольских береговых батарей по наступающему противнику.

Это было начало обороны Севастополя.

Павел Панченко

Черноморская столица

Cевастополь, Севастополь,

черноморская столица,

Я не знал тебя, но сердце

было жителем твоим:

Тут же все, что с колыбели

и мерещится, и снится

Будущим твоим питомцам,

мореходам боевым.

Сквозь горячий ветер детства,

ветер юности соленый,

Мы к тебе со всех слободок,

как по сговору, брели,

Чтоб взглянуть на эту славу

рвы, редуты, бастионы

И с Малахова кургана

перейти на корабли.

- Все наверх! - и сразу видно:

нас на палубах немало!

И ничуть не страшно хлопцам

в море дедов и отцов:

Ведь под форменкой обычной

бьется сердце адмирала,

В нем с напутствием былого

слился будущего зов.

Широко расставив ноги

на эсминце, на линкоре,

Мы ходили между синей

высотой и глубиной.

Нам на суше было тесно,

но в открытом настежь море

Ты манил нас издалека,

Севастополь наш родной!

Разве мы забудем это:

всей эскадрой в бухту входим

И, влюбленные в свой город,

мы с тебя не сводим глаз:

Что слыхать на Корабельной?

Как дела на Морзаводе?

А лукавые подруги

с пристаней узнали нас...

Мы дышали полной грудью,

в полный рост мы вырастали.

Родина! В штормах, в туманах

осенял нас вымпел твой,

И в гостях у черноморцев

был не зря великий Сталин:

- Есть усилить наблюденье,

ждать тревоги боевой!

Били склянки. Дул все чаще

ветер в боцманскую дудку,

По-дельфиньи ввысь бросалась

черноморская волна.

И однажды услыхали

мы особую побудку:

- К бою, море, небо, суша!

С нами Сталин и страна!

П. Капица

На большом рейде

Рассказ

Была суббота. Днем на всех кораблях матросы чистили медь, скребли песком палубу, закрашивали пятна на бортах и поблекшие от непогоды надстройки. А к вечеру, когда корабли засверкали чистотой, люди начали готовиться к увольнению на берег. В корабельных банях зашипел пар, со свистом вырывались струйки воды, заклубилась мыльная пена. В кубриках брились, наглаживали форменки.

С каждого корабля репродукторы разносили песни и вальсы. Флаги и вымпелы колыхались на мачтах.

Шлюпки отваливали одна за другой от трапов и направлялись к Графской пристани.

Широкая каменная лестница запестрела белыми форменками, золотом якорей на ленточках, синими, как море, воротниками с тремя тонкими полосками, похожими на пену волн.

Группы моряков растекались по площади Ленина: одни направлялись на Приморский бульвар, другие - в Дом флота, третьи - под тень каштанов и акаций Исторического бульвара.

Только нам - командам морских охотников - недоступны были в этот вечер береговые радости. Все подразделение заступило на суточное дежурство, и наши катера стояли в конце длинного пирса.

После ослепительного солнечного дня вечер выдался тихий и мягкий. Не было слышно ни урчания моторов, ни тарахтения лебедок, ни боцманских выкриков и свистов. Даже чайки не кружились, как обычно, над бухтой, а лениво покачивались на зеленоватой глади залива. Лишь кое-где поскрипывали причальные тросы...

Командиры катеров и я, стажер, собрались в кают-компании у старшего лейтенанта Пухова.

Дмитрий Андреевич Пухов командовал нашим подразделением. Он долго плавал простым рулевым, старшиной, боцманом и морское дело знал отменно. В любую погоду, в темные беззвездные ночи почти на ощупь Пухов мог провести катер по самому извилистому фарватеру. Но не было у него привычки кичиться знаниями. Дмитрий Андреевич охотно и терпеливо передавал свой опыт другим.

Существует множество лиц, которые кажутся вылепленными иногда любовно и тщательно, иногда кое-как. Пухов не отличался красотой. Брови на его грубоватом и коричневом лице летом выгорали почти добела, нос был слегка вздернутым, а обветренные губы имели голубоватый оттенок. Зато большие серые глаза Дмитрия Андреевича поражали своей какой-то особой чистотой и мягкостью.

По возрасту Дмитрий Андреевич был много старше нас. А на всех катерах "МО" матросы и командиры подобрались какие-то моложавые, почти мальчишеского вида. Шутники нередко называли наше подразделение "детским дивизионом" и при случае любили подразнить.

Командир не давал нам покоя ни днем, ни ночью... На учения выводил и в мертвую зыбь и в шторм. И чем хуже была погода, тем больше она, казалось, устраивала Пухова.

- Вот это да! - говорил он. - Знатно мотает. С ветерком просолит. Моряку вредно быть пресным.

И Пухов добился своего: на прошедших учениях подразделение получило благодарность за хорошую службу. Поэтому в этот июньский вечер Дмитрий Андреевич был настроен благодушнее обычного. Мы засиделись в кают-компании и не заметили, как подошла полночь.