Севастополь

Над корпусами Морского завода взметнулась шапка белого пара, и почти одновременно над городом и бухтой поплыл хриплый голос сирены. Монотонный, долгий звук вызывал раздражение. Похоже было, что кочегар ушел в убежище и забыл перекрыть пар. Так и будет гудок по-волчьи выть весь день, а может быть, и всю ночь, пока не охрипнет, не стравит через свое луженое горло весь запас пара.

Где-то в пригороде ударили зенитные орудия. Потом над вокзалом прошла пара наших истребителей.

- "Яки!" - весело произнес Остапенко.

Истребители "Яковлевы" в те дни были новинкой. Заметив их с палубы, матросы передавали друг другу слова Остапенко:

- Такой, говорят, разрезает "мессера" пополам с одного захода.

- Побольше бы таких!

Матрос Луговских уверенно сказал:

- Будут!

С минуты на минуту можно было ждать появления немецких бомбардировщиков. Но люди не испытывали страха. В обрывках фраз, которые улавливал Грачев, скорее можно было угадать тревогу за судьбу солдат под Балаклавой и у Мекензиевых гор, чем за свою собственную.

- На нас наскочит, - говорил Луговских, - отобьем, и опять вроде передышка. А на земле - и день и ночь, и день и ночь. В бане и то помыться не всегда сумеешь.

Подносчик снарядов Ерошкин, стоя у другого орудия, громко рассказывал:

- ...значит, тогда политрук Фильченков и его матросы говорят: "Ручными гранатами отобьем, а не пропустим танки". И не пропустили.

"Интересно, что думают Остапенко, Луговских, Соколов? - задавал себе вопрос Грачев, оглядывая батарейцев. - Волнуются? Нет. Остапенко даже зевнул. Луговских смотрит на Малахов курган, губы собрал трубочкой, как будто сейчас кому-то свистнет. Соколову холодно, плечи расправляет и каблуками постукивает".

Грачев и не заметил, как внимательно следил за ним в это время командир корабля.

"Грачев явно нервничает, - решил Смоленский, поглядывая на комендоров. Ну, что он головой крутит, бинокль дергает. Опоздает или нет? Вот где настоящий экзамен для него. Нет, ничего... Что-то сказал, и Остапенко ухмыльнулся... Ну, Грач, птица весенняя, держись, начинается!"

"Огонь открывать, как только войдут в зону обстрела, не дожидаясь указания с мостика", - в который раз мысленно повторял Грачев слова старшего артиллериста Беркова. Мозг работал с лихорадочной поспешностью.

- Правый борт, курсовой сто семьдесят, девять бомбардировщиков! - доложили с сигнального мостика.

Головы зенитчиков и всех, кто находился на верхней палубе, невольно повернулись в сторону Малахова кургана. Теперь уже не одни сигнальщики, но и все находившиеся на палубе увидели, как из-за облачного барьера, тесно прижимаясь друг к другу, вывалилась девятка "Ю-88".

- Огонь! - протяжно и звонко подал команду Грачев и для собственного успокоения добавил мысленно: "Они вошли в зону обстрела".

"Молодец, - едва не вырвалось у Смоленского. - Не пропустил! И я так скомандовал бы. Правильно! Они угрожают "Буревестнику"... Эти, что идут в паре... Меняют высоту... Ага, не нравится? Хорошо, разрывы ложатся кучно!.. А вот и до меня дело дошло! Пора уходить..."

- Дистанция... Трубка... - наперебой повторяли матросы у зенитных пушек.

Грачева кто-то толкнул, кто-то задел рукавом. Его оглушило и обдало порывом горячего ветра от первого залпа, прокатившегося над палубой.

"Началось!" - подумал Андрей и, сам того не замечая, сжал руками поручни. Это была та самая долгая минута боя, когда ты видишь врага, стреляешь по нему, а он, словно заколдованный, продолжает двигаться на тебя.

Не слыша слов Смоленского, но поняв его жест, боцман и двое матросов освободили корабль от швартовых концов, и он, словно большая птица, вздрогнув, рывком вылетел на середину бухты. У Андрея было ощущение, что эскадренный миноносец попал в жестокий шторм. Скрипели мачты, и палубу тряхнуло так, словно на нее обрушилась скала.

На причале, у которого только что стоял "Буревестник", разорвавшаяся бомба подняла в воздух тучи камней и огромный всплеск воды и грязи. С грохотом падали на палубу камни, взрывной волной сбило пулеметчиков, залепило грязью корму. Комендоры с глазами, налитыми кровью, без устали работали у орудий.

Звено немецких бомбардировщиков отделилось от остальной группы самолетов и теперь заходило со стороны вокзала, явно намереваясь атаковать крейсер. Остальные самолеты держали курс на минную стенку, где стоял транспорт "Сванетия". Грачева снова оглушили разрывы бомб, гром пушек, трескотня автоматов и пулеметов.

Пыль застилала здание порта. Все время маневрируя, "Буревестник* вел стрельбу. Стреляли с крейсера, транспорта, били береговые зенитные батареи, тральщики, стреляли даже с крыш домов. Но вдруг стрельба умолкла.

С мостика раздался звонок, и Грачев, мгновенно поняв его значение, приказал прекратить огонь.

- "Яки!" "Яки!" - торжествующе крикнул Жолудь.

Истребители шли со страшной скоростью.