Севастополь

Феоктистов все же предпринял было своего рода обходный маневр: собрался атаковать группу с фланга. Но в последние, решавшие характер боя секунды он вспомнил, что за ним идет новичок-сержант, и сразу мелькнула мысль: "Если осторожничать, я его, конечно, живым домой приведу. А дальше? Приучится «осторожно» воевать, пропадет! Жалко губить парня".

Надо сказать, что самая характерная черта Феоктистова — душевная мягкость и доброта. Нет в эскадрильи человека, который не чувствовал бы его заботливости, готовности помочь в трудную минуту и оказать услугу товарищу.

Феоктистов, не раздумывая больше, идет в лоб «юнкерсам», под весь их огонь. Он врезается в строй, дает очередь по правому ведомому, потом по левому. Оглянулся. Воловодов не растерялся, врезался за ним в группу бомбардировщиков.

Как обычно бывает при таких смелых атаках, строй вражеских самолетов рассыпался, плотность уже не та, фашистские стрелки нервничают, и трассы их проходят далеко от «чаек».

Не прошло и минуты, как Феоктистов поджег один «юнкерс». Мотор бомбардировщика горел, но пилот еще пытался продолжать путь. Воловодов заметил пламя и направил огонь своих пулеметов на подбитую машину. «Юнкерс» свалился в море. Остальные наскоро сбросили бомбы в воду, развернулись и поспешили уйти.

Вернулись и Феоктистов с Воловодовым на свой аэродром, сели, вылезли из кабин. Сняв парашют, Феоктистов подходит к своему ведомому. Ласковая улыбка образует мелкие морщинки вокруг глаз:

— Ну, как — понравилось?

А Воловодову — словно после холодного душа в знойный день — и приятно, и мурашки по спине бегают.

Отвечает он, впрочем, самым равнодушным тоном, словно ему такой бой и два десятка пробоин в самолете — не диковинка.

— Ничего, все нормально.

Успел уже научиться севастопольскому хорошему тону!

Впрочем, он усвоил его не только в разговоре. Ему и в самом деле после такого "ввода в строй" врезаться в плотную группу бомбардировщиков казалось самым естественным делом. Дрался он в Севастополе замечательно и летал до последнего дня обороны.

Так еще раз подтвердилось севастопольское правило — кто воюет, не думая о своей жизни, у того больше шансов не только на успех, но и на жизнь.

Пыль на аэродроме

Работать на Херсонесе летчикам, пожалуй, было еще труднее, чем на Куликовом поле. Фашистские аэродромы были почти рядом.

Над летным полем непрерывно с конца мая висели в воздухе «мессершмитты». Едва они замечали, что наши самолеты готовятся к взлету, как сейчас же вызывали по радио бомбардировщики и истребители. Бросая бомбы по капонирам, на взлетную площадку, враги стремились помешать вылету, а так как все же наши самолеты взлетали — их сразу встречала сильная группа фашистских истребителей. Бой начинался на взлете и кончался лишь посадкой.

Вряд ли за все время существования военной авиации были где-нибудь такие немыслимые условия для регулярной боевой работы.

Но разве легче было пехотинцам и артиллерии на позициях вокруг города сдерживать натиск десятков фашистских дивизий? Разве легче было кораблям прорывать морскую блокаду?

Все это было одинаково трудно, и все это осуществлялось.

Хитрили и взлетали.

С конца аэродрома к центру летного поля мчится автомашина. Можно подумать, что шофер обезумел: на полном газу петлит по аэродрому без пути-дороги и без видимой цели, поднимая тучи пыли. Из капониров выруливают два самолета и, поколесив, возвращаются обратно.

Но только на земле все это кажется неразберихой. С высоты двух или трех тысяч метров, где патрулируют «мессершмитты», клубы пыли дают ясное впечатление взлета.

Проходит несколько минут — гул моторов. «Мессершмитты» дали знать на свой аэродром — "большевики готовятся взлететь". И вот летят фашистские бомбардировщики.

Серия за серией падают на аэродром бомбы. Пикируют и штурмуют вражеские самолеты. Они уходят только тогда, когда опустошены их бомболюки и патронные ящики.

Мгновенно выскакивают из укрытия наши летчики, и дается старт.

Первыми взлетают истребители и сразу же бросаются в атаку на патрулирующие «мессершмитты», чтобы связать их боем, пока рулят штурмовики.

Но какой-нибудь вражеский самолет может все же проскочить вниз. И потому часть наших истребителей кружится, не вступая в бой, над самыми штурмовиками.

Бой, конечно, приходилось вести неравный. Когда дюжину «мессершмиттов» связывали четыре наших самолета, это считалось удачным соотношением сил. Нередко такую же задачу приходилось выполнять паре.

Но вот «ильюшины» вышли на линию фронта, отштурмовали, возвращаются. «Мессершмитты» кружатся вокруг них, как оводы, провожают до самой посадки. Бой нашим истребителям приходится вести непрерывно, а посадку делать под огнем не только дальнобойной артиллерии, но и самолетов.

Садятся штурмовики, садится часть истребителей. В воздухе остается только звено Сикова. Николай Сиков — командир звена. Ему сопутствует слава лучшего разведчика полка.