Севастополь. История. Легенды. Предания

Спрашивается, отчего это славяне, которые в язычестве довольствовались чертами и резами, вдруг почувствовали нужду в лучших буквах, как только приняли христианскую веру, и на что это, вследствие восчувствованной ими нужды, употребляли они римские и греческие письмена «многая лета»? Очевидно, что причину такой перемены всего естественнее искать в самом христианстве – в том новом учении, которое славяне приняли и которое хотели иметь на своем языке и что для сего-то, следовательно, и употребляли латинские и греческие буквы. Но сам же Черноризец Храбр совершенно подрывает все подобные гадания о древнем славянском переводе Священного Писания, когда говорит далее: «Аще въспросиши словенскыя букаряч, глаголя: кто вы письмена сотворил есть, или книгы предложил? То въси ведят, и отвещавше рекут: статьи Константин Философ, нарицаемыи Кирилл, нам письмена сотвори и книгы приложи, и Мефодие, брат его».

Могли бы мы привести здесь еще свидетельство святого Златоуста, что у скифов и сарматов был уже и в его дни перевод Священного Писания или учения апостольского на их родном языке. Но кто нам поручится, что под этими скифами и сарматами святой отец разумел собственно тех, которые обитали в наших южных пределах, а не вообще варваров, из которых многие в то время действительно уже были просвещены христианством и имели Слово Божие на своем языке так же, как готы, грузины и прочие? Кто нас уверит, что если и наших, точно, скифов и сарматов разумел святой отец, то под этими именами надобно понимать непременно славян, а не другие племена, обитавшие в пределах русских?

Наконец, самое важное, по-видимому, свидетельство о существовании у славян какого-то перевода, по крайней мере, двух священных книг – Евангелия и Псалтири – еще до святого Кирилла представляет древнейшее житие самого Кирилла, написанное одним из его современников и ближайших учеников. В житии рассказывается, что, остановившись в Корсуни на пути своем к хазарам, святой Кирилл «научился ту жидовстей беседе и книгамъ»; потом научился языку самарянскому: «Самарянин некий ту живяще и, приходя к нему, стяжашеся с ним, и принесе самарянски книги, и показал ему, и, спрошь я у него Философ, наконец, точно так же научился и языку русскому: “Обрете ту Евангелие и Псалтырь русскими писмены писано, и человека обрет глаголюща тою беседою, и беседова с ним, и силу речи приим, своей беседе прикладая различная письмена, гласная и согласная, и к Богу молитву творя, въскоре начат чести и сказати, и мнози ся ему дивляху”». Из этих слов биографа, который мог быть спутником святого Кирилла и свидетелем описываемых событий или мог слышать о них от самого Кирилла, очевидно, что тогда существовали уже какие-то русские письмена и русские книги – Евангелие и Псалтирь. Но вместе с тем очевидно и то, что святой Кирилл сначала не понимал ни этих русских письмен, ни русских книг, как прежде не понимал книг самарянских, что он стал понимать русские письмена и читать русские книги только при помощи человека, говорившего русскою беседою и объяснившего ему силу речи, и, применяя сам русские буквы, гласные и согласные, к своему языку, т.е. греческому, а главное, стал понимать русские письмена и читать русские книги при помощи Божией, как прежде стал читать книги самарянские. Одно уже это обстоятельство, что святой Кирилл, знаток славянского языка, сначала не понимал ни русских письмен, ни русских книг, приводит к сомнению, точно ли они были славянские.