Севастополь. История страны в лицах

Приведенный пример демонстрирует парадоксальный факт – отсутствие внятных представлений о самом Александре Казарском, в первую очередь, о том периоде его жизни, когда он – в результате совершенного им подвига на бриге «Меркурий» – стал всероссийским героем.

Почему-то априори предполагается, что если в экстраординарных условиях Казарский совершил настоящий подвиг, то в последующей жизни он был обязан прикладывать титанические усилия для борьбы с несправедливостью этого мира, разоблачая либо ворующих полицейских, либо коррумпированное руководство Черноморского флота, раздающее контракты и казенные деньги «своим» этническим группам. И не только героически бороться, но и героически в этой борьбе погибнуть.

Думается, что такой подход некорректен не только с научной точки зрения, но и чисто по-человечески по отношению к тому историческому деятелю, память о котором до сих пор наполняет один из первых севастопольских бульваров, Матросский.

И если Матросский бульвар, длительное время находившийся в заброшенном состоянии, на сегодня приведен в порядок, то этого же нельзя сказать о биографии командира брига «Меркурий».

Конечно, общественному сознанию сложно принять, что герой может быть обычным человеком, со своими слабостями, особенностями характера, обыденными, а не героическими жизненными мотивациями, но, думается, именно такого отношения заслужил к себе Казарский.

И прижизненно, и тем более – посмертно.

* * *

После победы брига «Меркурий» под командованием Казарского над двумя турецкими линейными кораблями он был произведен в капитаны 2-го ранга и стал флигель-адъютантом Свиты Его Императорского Величества. Считается, что флигель-адъютанты получали распоряжения непосредственно от императора, в том числе – по контролю за действиями властей на местах.

Видимо, поэтому факт нахождения Казарского в Николаеве накануне смерти привел сторонников второй версии его отравления к выводу о том, что Казарский был ревизором. Причем его ревизионная деятельность выглядела в духе небезызвестного произведения Николая Гоголя, когда ревизор – это такой грозный посланник центральной власти, перед которым должны падать ниц все местные чиновники. А «черноморская мафия» во главе с адмиралом Грейгом вместо этого, но также от испуга, при участии николаевского полицмейстера Автамонова отравила царского флигель-адъютанта.

В действительности, нет каких-либо весомых данных, свидетельствующих о том, что Казарский на момент своей смерти в 1833 году в Николаеве и Севастополе ревизовал деятельность адмирала Грейга. Возможно, эти данные пока просто никто не обнаружил. Насколько можно судить, впервые о том, что молодой герой умер «во время ревизии Черноморского флота», говорится в «Русском биографическом словаре» 1897 года[22]. При этом ни в одном из материалов, на которые ссылаются авторы биографической справки о Казарском как на источник[23], нет ни слова о ревизиях.

Может быть, создатели «Русского биографического словаря» владели какой-то другой документальной информацией? Однако эта информация не была опубликована ни в XIX веке, ни в ХХ, ни в XXI-м. Поверхностный просмотр описей петербургских и московских архивов (РГА ВМФ, РГИА, ГАРФ) также не обнаружил «следов» конкретной ревизионной деятельности Казарского в Николаеве или Севастополе.

Единственный документ, который можно назвать имеющим относительно «ревизионный» характер – это письмо Казарского начальнику Главного Морского штаба Александру Меньшикову от 8 декабря 1832 года «о работах в Севастополе», хранящееся в фонде Меньшикова в РГА ВМФ. Однако Казарский писал Меньшикову отнюдь не ревизионный отчет, а, скорее, общие впечатления «о работах, производящихся у Севастопольских сухих доках при содействии отделенного к оным 42-го флотского экипажа», причем это впечатление у бывшего командира брига «Меркурий», который сам ранее входил в состав 42-го флотского экипажа, было в целом позитивным.

Для сравнения – ревизия деятельности адмирала Грейга в 1829–1830-х годах флигель-адъютантом Николаем Римским-Корсаковым проходит по документам РГА ВМФ как «ревизия», соответствующим образом называется и архивное дело[24].

Следующий момент, на котором стоит остановиться, чтобы понять, ревизовал Казарский в 1833 году подразделения Черноморского флота или нет. Дело в том, что ревизии, которые проводили флигель-адъютанты Свиты Его Императорского Величества, заметно отличались от образа ревизора из комедии Гоголя.

Как следует из дореволюционной монографии, посвященной истории свиты при Николае I, миссия ревизоров-флигель-адъютантов должна была держаться ими в тайне. Они не только не имели публичных полномочий (просмотр бухгалтерских книг, отчетности по поставкам и т. п., для таких ревизий существовало специальное ведомство – Государственный контроль), но и наказывались императором в случаях, если обнаруживали перед ревизуемыми свои истинные цели, вплоть до исключения из состава Свиты[25].