Еще одним экзотическим фронтом Восточной войны был Тихий океан. Вот тут как раз произошли некоторые события, в старом варианте существовавшие только в потенции. К марту 1854 года, т. е. к моменту вступления Великобритании в войну, Россия имела в Тихом океане три фрегата, корвет и несколько небольших военных судов. Конечно, эти силы нельзя назвать чрезмерными, тем более, что посольская "Паллада" адмирала Путятина очень уж потрепана штормами за время перехода из Кронштадта в Японию. Однако, парусность и число пушек — это еще не всё. Великая Армада, может быть, и уступала техническому уровню елизаветинского флота, но неизмеримо превосходила его количественно. И что? Все-таки, понятие боевого духа нельзя считать совсем уж лишенным содержания — иначе будет непонятно, куда в начале апреля 2003-го года без особого сопротивления сублимировалась полумиллионная иракская армия. События севастопольской реальности в значительной степени были предопределены тем, что руководство российских армий и флотов при всем традиционном самохвальстве и шапкозакидательстве с момента вступления в игру морских держав было настроено исключительно на оборону. Не будем говорить о дилетантах в высоких чинах. Возьмем Черноморский флот и вице-адмирала Корнилова, который вспоминается всеми как мозг флота, так же, как Нахимов был его, флота, душой. Ученик великого Лазарева, безусловно, понимал, что о линейном сражении с многократно превосходящим технически и количественно противником думать не приходится. Он и предлагал Меньшикову выйти на бой — но безусловно понимал, что этот бой будет последним. Это настроение отразилось в его знаменитом приказе по флоту от 11 сентября:
"… Вы пробовали неприятельские пароходы и видели корабли его, не нуждающиеся в парусах? Он привел двойное количество таких, чтобы наступать на нас с моря. Нам надо отказаться от любимой мысли — разразить врага на воде!»
Но, все-таки, нельзя же предполагать, что наилучшей тактикой обороны является постепенное затопление собственных кораблей с целью затруднения противнику прохода в бухту. Те же военные пароходы каперанга Бутакова неужели могут использоваться только, как плавучие батареи на фланге сухопутных сражений за Севастополь? Что же, летом и осенью 1854 года неужели не было ни одной туманной ночи, чтобы делать вылазки против огромной, но медлительной военно-морской махины союзников? В другие годы таких ночей хватало. Некоторые историки считают, что пара таких вылазок, вне зависимости от их реального результата, могла привести к оттяжке союзной высадки в Крыму до весны 1855-го года. А там — кто знает?
В нашей, константинопольской, реальности оцепенение от мысли о техническом превосходстве противника было намного слабей. Выход из игры Франции после
Не так было в К-отвремлении. Когда в середине июня 1854-го в Авачинской губе Камчатки встретились все русские боевые корабли Охотской флотилии, то здешний губернатор генерал Завойко передал адмиралу и капитанам полученный с фельдегерем высочайший указ: согласие на крейсерскую войну, "буде к тому окажется возможность". На военно-морском совете было решено, что потрепанный фрегат "Паллада" и транспорты "Двина" да "Князь Меньшиков" остаются в отечественных водах для подкрепления обороны Петропавловской крепости и аванпостов в устье Амура, Аяне и Охотске, а капитаны фрегатов "Аврора" и "Диана", корвета "Оливуца", брига "Восток" выходят в открытый океан для "