Ему было знакомо строгое лицо вновь прибывшего, с глубоко насеченными преждевременными морщинами и горьковатыми складками в углах упрямого властного рта.
Его поразил взгляд, тяжелый и несколько скорбный, упрямый подбородок, бугристые, суровые брови и легкая, не сразу заметная седина.
Осипов глядел на круглое лицо контр-адмирала, на борцовскую шею, на плотного литья, широкие, полные плечи и морщился, словно бы вспоминая что-то.
Рассказывая мне об этом, контр-адмирал Жуков улыбался, качал крупной головой и сквозь неудержимый смех говорил:
– Сидим так минуту-другую, молчим, словно на пари, кто кого перемолчит. Вижу, что он, чертяка, не заговорит первым, ладно, думаю, я ведь хозяин. «Яшка, говорю, а ты все такой же: ни черта тебя время не тронуло, такой же ершистый и колючий!..» А он мне в ответ: «Признал, товарищ адмирал?» – «Признал», – говорю и встаю из-за стола. Встал и он. Обнялись. Двадцать один год не виделись!.. После гибели под Верхним Услоном «Ташкента» и «Дельфина» оба попали во взвод конной разведки: Яшка командиром, а я рядовым бойцом… Много воды утекло… Теперь он под мою команду прибыл… Почему сразу не признался? Проверял, не забурел ли я на большой должности…
В Одессу Осипов приехал из-за постигшего его семью большого несчастья – ослепла жена. Здесь творил чудеса знаменитый офтальмолог профессор Филатов. С надеждой на искусство профессора-глазника он и упросил командование перевести его сюда из Мурманска, хотя душой тянулся на Балтику, где начиналась его морская служба сначала в минно-машинной школе, а затем и на крейсере «Рюрик».
Такова схема жизни Осипова. А каков же он сам?
Когда я ехал сюда, в уме возникали образы моряков революции: Маркина, Дыбенко, Железнякова, Душенова.
Похож ли он на них? Ведь он тоже моряк Октябрьской революции и соратник Кирова.
А может быть, он лавреневский Годуй или треневский Швандя?
…Вошел краснофлотец с горячим флотским борщом и жареным мясом. Осипов спросил, пью ли я вино. Я чуть не сказал: «Его же и монаси приемлют», но вовремя одумался и просто кивнул.
Полковник наклонил носик синего чайника над эмалированной кружкой. Красное, чуть мутноватое вино лилось легко, и, признаюсь, мне стало хорошо и просто после того, как вино из эмалированной кружки перекочевало в мой желудок.
Как известно, на передовой дороги не асфальтируются, но зато регулярно обстреливаются. Здесь шофером может быть лишь артист своего дела. Таким и был Петя Широков, шофер полковника.
Только мы выехали со двора, начался минометный обстрел: противник никогда не пропускает выезда полковника в батальоны. Широков обернулся и, молча глядя на полковника, спросил, куда ехать.
– К Соловью-разбойнику! – сказал Осипов.
– Через обстрел? – спросил Широков.
– А ты знаешь другую дорогу?
– Нет!
– Так чего спрашиваешь?
Шофер дал газ, и старый шарабан, который его водитель ласково называл «эмочкой», трясясь и завывая, поднимая тяжелую коричневую пыль, понесся с такой энергией, будто под колесами была не пашня, а автострада.
Мы ехали то по жнивью, то по пахоте, порой заваливаясь набок, подпрыгивая на взгорках. Казалось, что эта бешеная езда никогда не кончится.
Над головой голубое, чистое и глубокое небо.
Справа от пыльного, заросшего проселка – теплое, синее море, сады пестрые, сверкающие, как бухарское сюзане.
Сколько же цветов и красок природа дарит Югу!
Янтарь кукурузным початкам, лилово-коричневый лак «синеньким» – так здесь называют баклажаны, кармин – помидорам и литое золото с белой тонкой насечкой – коже медовых дынь…
А как сверкают на делянках среди подсохших плетей арбузы!
Все это богатство давно налилось соками, выспело и томится, изнывает, как невыдоенная корова, а убирать урожай некому.
Лишь на зорях, когда нет перестрелки, пробираются на баштаны с метками матросы, смельчаки пластуны. Набьют мешки плодами, затем нанижут у мешков на уголках уши, прихватят их тонкими и прочными корабельными линьками и с быстротой молнии змеиным ходом – в балочку либо за лесную посадку, а то и в кукурузу и оттуда тянут некупленный товар.
Иногда противник открывает по добытчикам беглый огонь чуть ли не изо всех родов оружия.
Бывает, что противник и сам соблазнится сочными арбузами да сладкими дынями. Хитро лезет, да находятся и похитрее… но об этом рассказ впереди.
Полковник Осипов приказал шоферу проскочить обстреливаемую полосу и завернуть в батальон майора Жука – он занимал позицию у железнодорожной ветки на Вознесенск.
Мы не проехали, а буквально пронеслись через простреливаемое место. Вот что значит содержать мотор и ходовую часть в идеальном состоянии. Правда, внешний вид машины был ужасен. В мирное время шофер получил бы за это «фитиль», а теперь его хвалили за то, что машина полковника была отлично закамуфлирована, то есть вымазана лиманной грязью. К тому же правая сторона переднего ветрового стекла была вся в трещинах, как молодой лед после удара каблуком, – мина разорвалась поблизости. Сажая меня на переднее сиденье, Осипов заметил, что я замешкался.