Читаем Севастопольская хроника полностью

Пришло время призыва. Судьба его определилась тут же, как только он вошел в комнату, где заседала призывная комиссия; представитель флота, увидев высокого (рост – 188 см), широкогрудого (114 см), вскочил со стула и сказал:

– Это мой! Беру на флот!

Встал из-за стола и представитель артиллерии – пушкари тоже предъявляли спрос на крупных парней. Заспорили. Председатель комиссии остановил спорящих и спросил Никитюка, куда тот сам хочет. Никитюк ответил:

– На флот!

…Всем мальчикам, мечтающим о море, мерещится прежде всего форма – клеш, бескозырка и синяя форменка, в вырезе которой волнами морскими плещутся сине-белые полосы тельняшки.

Лишь немногие знают, что служба флотская начинается с самых обыденных вещей: сначала ты трясешься в эшелоне, а затем вылезаешь в Севастополе и ширкаешь глазами по сторонам, не зная, на кого и на что раньше смотреть: то ли на корабли, стоящие в Южной бухте, то ли на командиров, которых в Севастополе столько, что от золотых нашивок, надраенных пуговиц и крабов рябит в глазах, то ли на старшину, который старается из оравы будущих Нахимовых и Кошек, здоровенных, битюговатых на вид, но совершенно «сырых», сбить строй.

Как только старшина построит и подаст команду и поведет в горку на Корабельную сторону, где, не доходя до Малахова кургана, стоят мрачноватые старинные здания флотского экипажа, – считай, что ты почти на службе.

Почти – потому, что в экипаже, прежде чем начнется служба, тебе нолевкой или первым номером оголят голову, и она станет похожей на кокосовый орех, потом сгоняют в баню и вместо мечты твоей – форменки синей и черных расклешенных брюк – дадут колом стоящую брезентовую робу – вот тогда ты уже на службе. Здесь из тебя человека сделают, да еще и ремеслу морскому научат.

Никитюк ладно, а не как деревенский недотепа после экипажа взбежал по сходне на борт крейсера «Красный Крым», где и прослужил старшиной моторного катера три года. Еще год отслужил на одном из лучших крейсеров эскадры – на «Красном Кавказе».

Служба флотская, нелегкая, Никитюку пришлась по душе.

Остался на сверхсрочную.

Расспрашивая его о службе морской, я задал вопрос, не тяжело ли ему (в то время шел двенадцатый год его службы), он ответил:

– А чего тяжело? Работа есть работа! Ваш карандаш, товарищ лейтенант, с виду – птичье перышко, а я возьму, он для меня центнер будет весить…

Я рассмеялся:

– Ну уж!

– Точно! – сказал Никитюк. – Для меня письмо иль рапорт писать хуже гауптвахты!.. А свою работу я люблю. Она, конечно, не легкая, но приятная.

Война застала Никитюка в Высшем Черноморском военно-морском училище в должности командира учебного катера. Эта небольшая посудинка была срочно переоборудована и откомандирована в один из дивизионов катерных тральщиков Охраны водного района.

Никитюк нес дозорную службу на этом судне – оно теперь называлось «КТЩ № 82» – до конца обороны Севастополя.

Команда КТЩ № 82 тралила и обезвреживала мины, выслеживала немецкие подводные лодки, ставила вехи в тех местах, где немцы сбрасывали мины, и проводила корабли в гавань, и выводила за боны в море.

Я подробно перечисляю штатные обязанности катера и придаю им значение потому, что «водный театр», на котором действовал катер Никитюка, оказался первой точкой нападения гитлеровцев на нашу страну в ночь на 22 июня 1941 года.

Да! Это так, хотя военные историки обходят сей факт, вероятно, потому, что эффект гитлеровского нападения на Севастополь в этот час был крайне ничтожен в сравнении с тем, что началось через полчаса на сухопутных границах от Балтики до Черного моря, где граница была прорвана тремя группами армий: «Север», «Центр» и «Юг» – и где на нашу землю ринулось вооруженное до зубов многомиллионное войско, с тысячами танков, пушек и самолетов.

Открыть огонь!

Зачем же Германии понадобилось нападать на Севастополь раньше, чем ее главные силы, в авангарде которых стояла 4-я армия фельдмаршала фон Клюге, начнут переправу через Буг?

Ведь нападение на нашу страну по плану «Барбаросса» было назначено на 3 часа 30 минут. В документах это время было обозначено условным кодом – «Час «Ч».

И вот до наступления «Часа «Ч» с аэродромов Германии поднялись эскадрильи тяжелых самолетов и взяли курс на Виндаву, Либаву и Севастополь.

С какой целью?

Я не знаю, какое положение было в Виндаве и Либаве, а налет на Севастополь легко объяснить – эскадра Черноморского флота только что вернулась с моря после длительных и тяжелых, приближенных к военным условиям учений.

Моряки очень устали, давно были без берега; мысли у всех одни – скорее бы проходила суббота, и на берег.

Офицеры мечтали в воскресенье выехать с семьями за город, попляжиться либо посидеть с удочками. У кого не было семей – по-холостяцки развлечься.

В городе висели афиши гастролеров – моряков ожидали концерты, спектакли.

Перейти на страницу:

Все книги серии Наши ночи и дни для Победы

Кукушата, или Жалобная песнь для успокоения сердца
Кукушата, или Жалобная песнь для успокоения сердца

Роковые сороковые. Годы войны. Трагичная и правдивая история детей, чьи родители были уничтожены в годы сталинских репрессий. Спецрежимный детдом, в котором живут «кукушата», ничем не отличается от зоны лагерной – никому не нужные, заброшенные, не знающие ни роду ни племени, оборванцы поднимают бунт, чтобы ценой своих непрожитых жизней, отомстить за смерть своего товарища…«А ведь мы тоже народ, нас мильоны, бросовых… Мы выросли в поле не сами, до нас срезали головки полнозрелым колоскам… А мы, по какому-то году самосев, взошли, никем не ожидаемые и не желанные, как память, как укор о том злодействе до нас, о котором мы сами не могли помнить. Это память в самом нашем происхождении…У кого родители в лагерях, у кого на фронте, а иные как крошки от стола еще от того пира, который устроили при раскулачивании в тридцатом… Так кто мы? Какой национальности и веры? Кому мы должны платить за наши разбитые, разваленные, скомканные жизни?.. И если не жалобное письмо (песнь) для успокоения собственного сердца самому товарищу Сталину, то хоть вопросы к нему…»

Анатолий Игнатьевич Приставкин

Проза / Классическая проза / Современная русская и зарубежная проза
Севастопольская хроника
Севастопольская хроника

Самый беспристрастный судья – это время. Кого-то оно предает забвению, а кого-то высвобождает и высвечивает в новом ярком свете. В последние годы все отчетливее проявляется литературная ценность того или иного писателя. К таким авторам, в чьем творчестве отразился дух эпохи, относится Петр Сажин. В годы Великой отечественной войны он был военным корреспондентом и сам пережил и прочувствовал все, о чем написал в своих книгах. «Севастопольская хроника» писалась «шесть лет и всю жизнь», и, по признанию очевидцев тех трагических событий, это лучшее литературное произведение, посвященное обороне и освобождению Севастополя.«Этот город "разбил, как бутылку о камень", символ веры германского генштаба – теории о быстрых войнах, о самодовлеющем значении танков и самолетов… Отрезанный от Большой земли, обремененный гражданским населением и большим количеством раненых, лишенный воды, почти разрушенный ураганными артиллерийскими обстрелами и безнаказанными бомбардировками, испытывая мучительный голод в самом главном – снарядах, патронах, минах, Севастополь держался уже свыше двухсот дней.Каждый новый день обороны города приближал его к победе, и в марте 1942 года эта победа почти уже лежала на ладони, она уже слышалась, как запах весны в апреле…»

Петр Александрович Сажин

Проза о войне
«Максим» не выходит на связь
«Максим» не выходит на связь

Овидий Александрович Горчаков – легендарный советский разведчик, герой-диверсант, переводчик Сталина и Хрущева, писатель и киносценарист. Тот самый военный разведчик, которого описал Юлиан Семенов в повести «Майор Вихрь», да и его другой герой Штирлиц некоторые качества позаимствовал у Горчакова. Овидий Александрович родился в 1924 году в Одессе. В 1930–1935 годах учился в Нью-Йорке и Лондоне, куда его отец-дипломат был направлен на службу. В годы Великой Отечественной войны командовал разведгруппой в тылу врага в Польше и Германии. Польша наградила Овидия Горчакова высшей наградой страны – за спасение и эвакуацию из тыла врага верхушки военного правительства Польши во главе с маршалом Марианом Спыхальским. Во время войны дважды представлялся к званию Героя Советского Союза, но так и не был награжден…Документальная повесть Овидия Горчакова «"Максим" не выходит на связь» написана на основе дневника оберштурмфюрера СС Петера Ноймана, командира 2-й мотострелковой роты полка «Нордланд». «Кровь стынет в жилах, когда читаешь эти страницы из книги, написанной палачом, читаешь о страшной казни героев. Но не только скорбью, а безмерной гордостью полнится сердце, гордостью за тех, кого не пересилила вражья сила…»Диверсионно-партизанская группа «Максим» под командованием старшины Леонида Черняховского действовала в сложнейших условиях, в тылу миллионной армии немцев, в степной зоне предгорий Северного Кавказа, снабжая оперативной информацией о передвижениях гитлеровских войск командование Сталинградского фронта. Штаб посылал партизанские группы в первую очередь для нападения на железнодорожные и шоссейные магистрали. А железных дорог под Сталинградом было всего две, и одной из них была Северо-Кавказская дорога – главный объект диверсионной деятельности группы «Максим»…

Овидий Александрович Горчаков

Проза о войне
Вне закона
Вне закона

Овидий Горчаков – легендарный советский разведчик, герой-диверсант, переводчик Сталина и Хрущева, писатель и киносценарист. Его первая книга «Вне закона» вышла только в годы перестройки. «С собой он принес рукопись своей первой книжки "Вне закона". Я прочитала и была по-настоящему потрясена! Это оказалось настолько не похоже на то, что мы знали о войне, – расходилось с официальной линией партии. Только тогда я стала понимать, что за человек Овидий Горчаков, поняла, почему он так замкнут», – вспоминала жена писателя Алла Бобрышева.Вот что рассказывает сын писателя Василий Горчаков об одном из ключевых эпизодов романа:«После убийства в лесу радистки Надежды Кожевниковой, где стоял отряд, началась самая настоящая война. Отец и еще несколько бойцов, возмущенные действиями своего командира и его приспешников, подняли бунт. Это покажется невероятным, но на протяжении нескольких недель немцы старались не заходить в лес, чтобы не попасть под горячую руку к этим "ненормальным русским". Потом противоборствующим сторонам пришла в голову мысль, что "войной" ничего не решишь и надо срочно дуть в Москву, чтоб разобраться по-настоящему. И они, сметая все на своем пути, включая немецкие части, кинулись через линию фронта. Отец говорил: "В очередной раз я понял, что мне конец, когда появился в штабе и увидел там своего командира, который нас опередил с докладом". Ничего, все обошлось. Отцу удалось добиться невероятного – осуждения этого начальника. Но честно могу сказать, даже после окончания войны отец боялся, что его убьют. Такая правда была никому не нужна».

Овидий Александрович Горчаков

Проза о войне

Похожие книги