Севастопольская хроника

Немцы, взяв Северную сторону, старательно спешат не утерять темпа в штурме: ведь это третий! Их изумляет, что русские держатся после массированного, порой переходившего в ураганный огонь артиллерийского и авиационного наступления.

Впоследствии фон Манштейн напишет об этих днях следующее:

«…Судьба наступления в эти дни, казалось, висела на волоске. Еще не было признаков ослабления воли противника к сопротивлению, а силы наших войск заметно уменьшились».

Симптоматичное признание! Оно сложилось в разгар третьего штурма, и будь тогда хоть какая-нибудь возможность обзавестись гарнизону Севастополя танками, самолетами, боеприпасами, свежими силами, не видать бы генералу пехоты фон Манштейну фельдмаршальских погон и жезла, которыми впоследствии наградил его Гитлер за взятие Севастополя!

Последняя неделя июня 1942 года.

Сухо. Жарко.

Жарко в воздухе, еще жарче в городе и на переднем крае.

Линия фронта сокращается, как шагреневая кожа, под непрерывными ударами авиации, артиллерии, танков и пехоты противника.

Севастопольцы устали, устали от обстрелов и бомбежек.

Генерал фон Манштейн вернулся в мае к Севастополю с Керченского полуострова с богатыми военными трофеями, и вот теперь город чувствует на себе эти «трофеи».

Положение особенно ухудшилось с потерей Северной стороны: теперь город не может пользоваться регулярной связью с Большой землей. Правда, и до занятия Северной стороны кораблям было тяжело входить в Южную бухту не только потому, что путь, которым прорывались в Севастополь корабли, обстреливался, нет! Перед Главной базой Черноморского флота лежал обширный и плотный минный пояс, в котором оставался свободным от мин лишь узкий коридор. Самое трудное для моряков было попасть в этот узкий коридор и затем, уклоняясь от артиллерийских «вилок», главным образом переменой ходов, идти через Стрелецкий рейд в Северную бухту, а из нее – в Южную. Трудно это было еще и потому, что корабли прорывались в город в ночное время. Только опыт и интуиция штурманов и рулевых старшин и выручали, ведь ни один маяк не горел: маяки на мысе Сарыч и Феоленте были в руках противника, а херсонесский мы сами потушили – определялись судоводители по инфракрасным огням.

После занятия Северной стороны корабли стали ходить в Камышевую бухту, в Южную не проскочить даже ночью. Над Севастополем «висят» немецкие самолеты. На улицах города клубится дым и слышится треск горящих красок и сухого дерева, звон лопающихся и осыпающихся на мостовую оконных стекол.

Бомбежки и обстрелы ведутся с дьявольской постоянностью: снаряды и бомбы рвутся в бухтах у причалов, на дорогах и на улицах и на переднем крае.

Тяжело в районе Федюхиных высот. Здесь немцы кладут снаряды и бомбы с особым усердием, они наносят удар по позициям, которые занимает оттесненная с горы Гасфорта бригада морской пехоты генерала Жидилова. Моряки не дают немцам накапливаться в Золотой балке, над которой нависает Сапун-гора – ключевая позиция к Севастополю.

Генерал Петров не спускает глаз с этого района. Здесь почти полгода держатся моряки генерала Жидилова. Они не раз за время обороны показали себя как люди неколебимой стойкости. Но сейчас бригаде тяжело: после трехнедельных июньских боев, после почти непрерывных бомбардировок и артиллерийских обстрелов бригада сильно поредела, обросла большим числом раненых, расстреляла почти все снаряды, лишилась регулярной связи и осталась почти без продовольственных запасов.

Раненых надо вывозить в Камышевую – надо, да не на чем!

Боже! Сколько же металла было сброшено тут!

Специалисты делали подсчеты. Цифры бросали в дрожь, и все же никто тогда не мог предположить, что даже спустя тридцать лет после окончания боев виноградари при рыхлении почвы меж лозами будут еще находить свидетелей далеких сражений – тяжелые металлические осколки снарядов и бомб.

Камышевая бухта. После Северной она самая удобная, но совершенно необорудованная: вместо причалов – притопленный понтон плавучего копра, и это все: никаких механизмов для разгрузки и погрузки, ни одного склада, никакого укрытия, кроме примитивного эвакогоспиталя и вырытых в земле щелей. А сюда идут и едут тысячи людей – сюда теперь приходят с Большой земли корабли. Приходят в ночи на час-полтора; золотые краснофлотские руки успевают за это фантастически малое время снять с палубы все грузы, свести на берег войска, принять раненых, детей, женщин, стариков – надо до рассвета уйти отсюда, пройти через минное поле, и если уж доведется встретиться с противником, то в открытом море, где есть простор для маневра.

Генерал после очередного звонка бросает трубку на коромысло телефонного аппарата, снимает пенсне и, протирая стекла, смотрит на меня изможденным взглядом и как бы говорит: «Вот, дорогой товарищ корреспондент, какая тут обстановка! А вы спрашиваете, какие у нас перспективы!»

Иногда он берет в руки карандаш и что-то быстро записывает в тетрадь и затем рисует знак или проводит черту либо ставит цифры на оперативной карте.