Может быть, потому не думал об этом, что сама война казалась противоестественной – ведь она оторвала от дела миллионы людей: остались стоять несжатыми хлеба, незаконченными плавки в мартенах, неотдоенными коровы, незаконченными книги… И я был вынужден бросить незаконченную работу: еще с осени 1940 года готовился к радиопередаче из Кишинева о первой годовщине освобождения Бессарабии, где я пребывал в качестве специального корреспондента «Последних известий» Всесоюзного радио.
Бессарабия была освобождена 28 июня 1940 года, и тогда же Кишинев стал столицей Молдавской Советской Социалистической Республики.
Старинный южнорусский городок с зелеными улицами в белых цветущих акациях особенно хорошо выглядел в раннюю летнюю пору. Белый собор с каменной дорожкой, расстеленной под аркой звонницы до самых архиерейских палат, тенистый парк с памятником Александру Пушкину, старинное здание суда с узорного литья чугунными ступенями парадной лестницы, где без малой доли удивления можно было вообразить себе встречу с Павлом Иванычем Чичиковым… А впрочем, для описания Кишинева того времени нужно было вымаливать у Музы волшебное перо! К сожалению, оно не всем дается!
Празднование освобождения Бессарабии было назначено на 28 июня 1941-го, а уже 22-го над республикой летали фашистские самолеты. Сейчас Бессарабия в руках у немцев. Между прочим, впервые я увидел их примерно за месяц до начала войны. Готовясь к празднику, я однажды вместе с начальником погранвойск генералом Никольским попал на одну из застав на реке Прут. Здесь я и увидел их…
Граница была закрыта туманом. Он висел густо и был похож на намокшие рыбацкие сети. С той стороны реки доносились голоса, смех, какие-то выкрики на чужом языке. Когда туман развеялся и проглянуло солнце, генерал потребовал бинокль, и ему подали его; он глубоко вздохнул и процедил сквозь зубы, разглядывая тот берег: «Та-а-ак-с!» И вскоре передал мне бинокль: «Смотри, корреспондент, что делается на белом свете – прямо на глазах, как у себя дома, гитлеровцы на румынской земле располагаются…»
Во второй раз немцы встретились мне в Риге.
В конце мая 1941 года, когда я уже был готов к праздничной передаче, неожиданно получил задание выехать в Ригу и дать ряд корреспонденций. Ехал я через Черновцы – Львов – Подзамчу на Вильнюс и далее через Шяуляй и Ригу. В Рижском порту стояло много немецких судов. Они грузились зерном. У судов шныряли, в серо-зеленых шинелях, противные, как портовые крысы, гитлеровцы. Они торопили грузчиков и суперкарго – грузовых помощников.
– Шнель! Шнель! – слышалось то и дело у сходен и пакгаузов, из которых текло по транспортерам в трюмы пароходов чистое, золотистое зерно.
В припортовых кабачках, заполненных кочегарами, матросами и грузчиками, стоял гул. Грузчики вопрошали: «Чего это мы хлеб грузим фашистам? Да еще в три смены!.. Они же запасают наш хлеб для войны!..»
…Однако торговые обязательства тогда, за несколько недель до начала войны, выполнялись неукоснительно.
Возвращался из Риги я тем же путем. Остановок нигде не делал, но и во время кратких стоянок во Львове, Черновцах и Унгенах чувствовалось, что война подходит к нам все ближе и ближе.
…Десять дней я не был в Кишиневе, а как тут все изменилось! На центральной Александровской улице появились цветы, напротив собора открылся фирменный магазин Главкондитера с великолепным ассортиментом шоколадных наборов, плиточного шоколада и конфет. А тортов сколько! Пирожных! Рядом, за большими зеркальными окнами, во вновь отделанном помещении открылось кафе. Улыбчивые красотки разносили кофе и сладости, как в Лондоне у Лайонса!
Открылись фирменные магазины, отделанные полированным деревом и зеркальным стеклом: Ювелирторга, ТЭЖЭ, Главтабака, – столица продолжала готовиться к празднику. Да и периферия не отставала: в селах белили хаты, чинили крыши, ремонтировали местные дороги и мосты и даже подбеливали стволы придорожных деревьев. Штукатуры и маляры всюду были нарасхват. В общем, здесь не чувствовалось той нервозности и того тревожного ожидания военных событий, которые я наблюдал в Прибалтике и в некоторых приграничных городах.
В театрах шли репетиции, композиторы писали новую музыку, художники работали над эскизами для праздничного украшения столицы республики и помогали мастерам шитья готовить из нежнейшего гаруса панно для павильонов Молдавии на выставке в Москве.
Деловая обстановка вскоре захватила и меня и закружила, и я перестал думать о близкой войне. «Были же случаи в истории, когда войска стягивались к границе для демонстрации силы, перед сменой политики, – рассуждал я. – Так и теперь: развивая экспансию на Западе и пытаясь осуществить операцию “Морской лев”, то есть бросок на Англию, через Ламанш, Гитлер на всякий случай, чтобы обеспечить себе тыл, разместил какую-то часть своих войск на границе с нами».