Севастопольская хроника

Обыкновенная команда. Сколько раз подавал ее и, признаюсь, не очень-то переживал, а тут как кинутся мои сорокалетние матросы и старшины по местам боевой тревоги, будто ветром их сдуло! Вот тут-то и заекало ретивое… Да, Петр Александрович! Сказать откровенно – для командира корабля нет большего счастья, чем встреча с экипажем своего корабля! А тут две встречи: командира с экипажем и двух кораблей – двух «Сообразительных». Встретились, как Тарас Бульба с детьми. Не хватало, чтобы старый миноносец сказал новому: «А поворотись-ка, сын! Экой ты смешной какой!»

Так, кажется, у Гоголя? С удивлением смотрели на эти горы металла, на тщательно закрытые установки мои матросы. Прошли мы друг Другу навстречу, откричали на полный регистр «ура», передали на новый корабль гвардейскую эстафету и разошлись.

Новый «Сообразительный» развернулся и ушел под нашим гвардейским флагом в море. А мы обратно на буксире. Все это заняло несколько минут, но сколько же было для нас в этих минутах!

Шли мы обратно через внутренний рейд, мимо города. Может быть, на нас никто и не смотрел, а если и видел, то не понял, что происходит; в Севастополе не диво, когда тащат корабль на буксире или с кораблей при встрече прокричат что-то. База с самого восхода солнца и до спуска флага живет своей для многих непонятной жизнью. Но мы за эти полтора часа, пока буксир тянул нас к месту последней стоянки, передумали такое, что и не рассказать!

Потом спустя время я один отправился на эсминец (он уже стоял у разделочной, и его начали резать).

Ну что сказать вам? Пришел. Сел на палубе и с трудом держусь, чтоб не дать реву. Посидел, поплакал, так сказать, без слез, попрощался с кораблем, затем зашел в свою, то есть бывшую свою, каюту, попросил у рабочего вырезать мне два иллюминатора, письменный стол, койку, кресло, «божницу» (из которой я так и не угостил вас) и попросил отправить ко мне в Ленинград.

…Корма эсминца, позеленевшие гребные винты. Огонь автогена… Почти на глазах исчезает корабль. Контр-адмирал молча водружает на голову шитую золотом фуражку и делает старшине катера знак.

Послушный рулю катер, вспенивая воду, лихо разворачивается и идет к Графской пристани.

На землю стремительно, по южному падает закат. Низкое, красное, озолоченное солнце бьет в глаза.

Катер проскакивает мимо кораблей, стоящих на бочках, и, купаясь в червонном золоте, подваливает к Графской.

Я знаю много морей, бывал под разными широтами, видел золотой пояс Ориона и набранный из крупных, чистой воды алмазов Южный Крест; видел любимца кисти и пера – Неаполитанский залив, знаю доки Лондона, Бомбея и Антверпена, порты Гавра, Гамбурга, Стокгольма, Мурманска, Владивостока, Петропавловска-Камчатского… и ничто не волновало так сердце, как Северная бухта. Чтобы испытать это волнение, чтобы отдать бухте и стоящему на ее берегах городу свое сердце, недостаточно пройти по ней или прийти к ее берегам. Даже на зорях, когда природа-художница бог знает что делает с нею!

В этой бухте живет дух матросский. Глядя на боевые корабли, так и хочется сказать: «Здесь русский дух! Здесь Русью пахнет!» Да, все здесь, на этой воде, венчано на вечность, начиная с матросов Ушакова, Лазарева, Нахимова, а за ними матросов Шмидта, затем бессмертных революционных моряков и, наконец, матросов Великой Отечественной войны.

Матросы Великой Отечественной войны! Сегодня их особенно много в Севастополе. Шестидесятые годы – годы праздников у многих кораблей и частей Черноморского флота. Одни отмечают «круглую дату» с момента подъема флага, другие – награждение орденом, третьи – присвоение гвардейского звания. Севастопольские гостиницы занимают то подводники, то морские летчики, то катерники, то морская пехота.

Теперь, в 1968 году, пришла очередь ветеранов «Сообразительного» – исполнилось двадцать пять лет с того дня, когда на корабле был поднят гвардейский флаг. Большой праздник! Он сразу возвращает нас к зиме 1943 года – эсминец подходил к Батуми. Поход был очень тяжелым. На мостике, как всегда, был сам командир корабля, капитан 3 ранга Сергей Ворков.

Когда до порта оставалось, как говорится, два шага, на мостик взбежал штурман старший лейтенант Иванов и быстро выпалил:

– Товарищ капитан 3 ранга, как только мы минуем боновые ворота порта, наш миноносец пройдет пятидесятитысячную милю.

Читатель может не мучиться переводом миль в километры, скажу сразу – это девяносто две с половиной тысячи километров. Они пройдены, как писала тогда газета «Правда», «сквозь минные поля, сквозь штормы и туманы, при бомбежках с воздуха, интенсивном обстреле вражеских береговых батарей».

Выдающаяся победа – пятьдесят тысяч миль без заводского ремонта!

Второго марта 1943 года адмирал Кузнецов издал приказ о присвоении эскадренному миноносцу гвардейского звания. Таковы факты истории.

…На корабельный праздник прибыло свыше трехсот человек. К сожалению, не все приехали – к весне 1968 года разыскано уже триста восемьдесят человек! Конечно, и тех, что прибыли, размещать было крайне трудно.