Севастопольская хроника

…Срезать или оборвать… Полубак надо обрубить — это единственный выход. А если обрубить невозможно, то подорвать.

Эта мысль захватила Воркова, и он поспешил на мостик и немедленно передал семафор Негоде.

Негода — командир обстоятельный, но не скорый на ответ — долго думает. Медленно течет время. «Сообразительный» вздрагивает, волна по-боксерски бьет в борта корабля. Буксир натягивается и едва слышно поет. Обычная жалостливая песня пенькового троса, перед тем как оборваться. «Беспощадный» то всплывает, то проваливается в бездну. Ворков, которого на флоте считают человеком без нервов, волнуется; желваки похаживают на худом, суровом лице. Какого черта Негода молчит!

Негода осторожен. «Надо подождать», — пишет его сигнальщик.

А чего ждать-то! Вода быстро дырку найдет, если ждать. Смотри, Негода, она пробьется к турбинам, тогда забегаешь!

Все это Ворков охотно бы сказал Негоде, но сейчас время действий, а не разговоров.

С «Беспощадного» семафор. Негода согласен. Ворков поручает одному из катеров подойти к «Беспощадному» и подорвать полубак. Но когда катер подошел к борту «Беспощадного», Негода не разрешил подрывать. Почему? Что, он испугался, как бы взрыв не наделал трещин в швах?

Ворков остановил машину. Волна раскачала корабли, заплескивала на палубу. К месту, где висел полубак, вышел человек и начал рубить листы бортовые. Работа адовая. Вскоре старшина становится весь мокрый — забортная вода все время окатывает его. Дело двигается медленно. Ворков нервничает: эдак можно рубить до рождества Христова, думает он. Но вмешиваться не хочет; хозяин «Беспощадного» — Негода, пусть сам решает, как лучше. Однако время тянется удивительно медленно. Если долго возиться, то вода может просочиться в другие отсеки, корабль может потерять плавучесть… Тогда — гибель…

Стороной пролетают самолеты. Стоящие корабли — отличная мишень. К счастью, самолеты пролетают мимо.

Проходит час, второй, третий, начинает стихать ветер, падает волна.

Наконец полубак отрублен. Ворков заносит в вахтенный журнал координаты. Ручка телеграфа на самый малый, пока не натянется буксирный канат. Он медленно, послушно и, кажется, неохотно, как проснувшийся от, спячки удав, выполз из воды, натянулся — пошли.

Когда появилась в печати моя повесть с описанием этого поразительного, или, как говорят современные ученые, не имеющего аналогов, случая — к автору посыпались письма: «Как вы могли написать такое?! Да такого случая, чтобы топором рубили сталь, а в данном случае не просто сталь — а листы стальной обшивки корпуса военного корабля, быть не могло!»

Что ж, читатель прав: до сих пор на кораблях встречались случаи, когда во время ураганов топорами рубили деревянные мачты, но сталь — такого, действительно, не было!

Но вот кончилась война, и начала появляться литература о ней — причем авторами книг стали участники боев, очевидцы разных небывалых случаев: в одной из книг, например, рассказывалось о том, как у летчика, выбросившегося из подбитого самолета, не раскрылся парашют, — к счастью, местом его приземления оказался глубокий овраг, полный снега, и летчик вошел в него, как нож в сливочное масло — мягко и без всякой встряски. Широко известен случай, когда одному из советских солдат под мышку вошла мина и не взорвалась, — хирург извлекал ее в присутствии минера, унесшего после операции непрошеную «гостью» подальше от госпиталя.

Но вернемся к случаю на эсминце «Беспощадный» — вот как описывает его командир корабля, в те годы капитан-лейтенант, а впоследствии контр-адмирал Григорий Пудович Негода. Приведу небольшой отрывок из главы, названной Негодой так:

КОГДА ТОПОРОМ РУБЯТ СТАЛЬ

…Прошли минное поле. Вползаем в Каркинитский залив. Здесь на просторе и вовсе разыгрался ветер. Теперь он достигает шести баллов. Оторванный полубак с громом болтается из стороны в сторону. Кабистов спустился на палубу, перегнулся через леер. Временами он весь скрывается в брызгах. Его доклады с каждой минутой тревожнее. Оторванный, висящий на листах обшивки полубак, раскачиваясь, все дальше разрывает борт. Раньше повреждения доходили до пятнадцатого шпангоута. Теперь они распространились уже дальше пятидесятого. Еще немного — и вода хлынет в первое котельное отделение. Уже сейчас матросы выбиваются из сил, борясь с течью во всех носовых помещениях. А прорвет переборки котельных отделений — конец. Тогда уж не удержать корабль на плаву. Погибнет наш «Беспощадный».

Надо принимать решение. Это решение должен принимать я, командир. Больше некому. Правильно решу — спасу корабль. Ошибусь — погублю все. Но что же решать? В такие минуты убеждаешься, какая страшная ответственность вмещается в короткое привычное слово — «командир».