* То есть на полях военных действий.
- Вы забываете, что они - молодые люди!.. Это раз, а кроме того, господа, я вас уже посвятил в мой план, а это делаю я только накануне сражения, - подчеркнул Меншиков.
- Если наступление так поспешно, ваша светлость, и так мало подготовлено, то я опасаюсь за его успех! - решительно сказал Данненберг. - У меня в корпусе введены свои крестовые порядки...
- Почему вам кажется, что оно мало подготовлено? - как будто даже обиженным тоном спросил Меншиков.
- Оно подготовлялось вами, но мы даже не в состоянии втолковать себе, что нам надо делать и куда идти! А между тем скоро надвинется ночь... Идет дождь. Земля к утру размокнет. Почва вязкая, будет налипать на сапоги, на колеса орудий... Войска же будут совершать движение по совершенно незнакомой дороге, а они еще не отдохнули как следует... им надо дать по крайней мере хотя бы один день оглядеться, ваша светлость! Кстати, завтра погода, может быть, исправится...
- И за этот один день неприятель чтобы узнал, куда и какими именно частями назначена атака? - презрительно поглядел на Данненберга Меншиков.
- От кого же он узнает об этом? Ведь не от кого-нибудь из нас троих? - с достоинством спросил Данненберг. - Я надеюсь, вы этого не думаете?
- Я имею в виду, конечно, не вас троих, - попробовал улыбнуться Меншиков.
- Однако пока вы сообщили основную мысль вашей диспозиции только нам троим, ваша светлость! - поддержал Данненберга Соймонов. - От нас это не перейдет ни к кому, но один только день еще мы усиленно просим вас подарить нам...
- Чтобы оглядеться, - дополнил Павлов.
Меншиков с полминуты стучал задумчиво ногтем по французской карте и, наконец, сказал:
- Может статься, что великие князья запоздают и не приедут завтра...
Наступление было отложено на сутки.
II
Меншиков после совещания этого был недоволен уже не только Данненбергом, но и другими двумя главными начальниками будущей большой вылазки, задуманной им так, казалось бы, удобовыполнимо и со всеми шансами на успех.
Простившись с генералами и назначив им собраться к нему на другой день в тот же вечерний час, он раздраженно говорил одному из своих адъютантов, полковнику Панаеву:
- Ну, братец, это - какие-то бараны! Они совершенно ничего не понимают или не хотят взять в толк!.. О каких это таких "крестовых порядках" в своем корпусе начал было говорить этот Данненберг, но я не мог его дослушать? Ты не знаешь, что это такое - "крестовые порядки"?
Панаев только вздернул непонимающе плечами.
- Гм... Крестовые порядки! Что это может быть за штука?.. А Соймонов и Павлов делают вид, что не знают, что такое ситуация на карте, и горы готовы принимать за долины! Ничего решительно не мог им втолковать и должен был отложить наступление на двадцать четвертое... О дожде тоже говорят! Будто такой дождик может им помешать! А вдруг завтра не дождик, а целый ливень соберется?.. И как же, скажи, вести сражение, когда вот-вот могут приехать великие князъя?.. Ведь я за них головой своей отвечу в случае несчастья с ними!
- Не успеют приехать, ваша светлость, - пробовал успокоить его Панаев.
- Однако телеграфическая депеша из Николаева получена ведь, что выехали оттуда на Херсон! А до Херсона далеко ли? Завтра на ночь придется мне с сыном перебраться к тебе в сторожку, а домик этот великим князьям нужно передать.
- Конечно, так и надо будет сделать, - согласился Панаев.
- Другого ничего не остается... Но в таком случае тебе-то куда же перебраться? - обеспокоился светлейший.
- Ничего, что ж, натяну палатку рядом, - ответил Панаев, привыкший уже к тому, что быть адъютантом Меншикова во время военных действий значило прежде всего расстаться с малейшими удобствами в жизни.
Эта черта в светлейшем - его равнодушие к комфорту, на который он имел все права и по своему служебному положению и по преклонным летам, поражала Панаева и до высадки десанта союзников.
Екатерининский дворец, который занимал князь со всеми своими адъютантами, был в сущности очень тесный и старый деревянный дом, по сравнению с которым почти любой дом на Большой Морской или Екатерининской можно было бы счесть образцом заботы о человеке. Но Меншиков, как поселился в этой исторической полуруине с приезда из Николаева в Севастополь, так и остался.
Сторожка угольщика, около груды каменного угля для паровых судов, сложенного на берегу, недалеко от пристани, была убогий маленький сарайчик без пола и потолка и с протекающей крышей, но поблизости не было ничего лучшего. Панаев же приспособил сторожку под жилье, как мог и умел, и в ней, кроме лавки для спанья, был даже один складной стул и стол, сбитый из неоструганных досок.