В этот грозный для флота интервентов день погибли из них при Каче: "Канг", "Будвель", "Тейрен", "Лорд Раглан", "Пиренеи"; все они были выброшены на берег, причем последнее судно сгорело, как сгорел и транспорт "Дунай" у Херсонесского мыса.
Однако гораздо чувствительнее оказались потери боевого флота у Евпатории. Там погибли: "Георгиона" о восьмидесяти одной пушке, "Глендалоуг" о восьмидесяти пяти, "Гербингер" о шестидесяти одной, "Азия" о пятидесяти трех и "Мажесте".
Французский флот лишился стопушечного линейного корабля "Генрих IV", военного парохода "Плутон" и других судов.
Только гораздо позже были полностью подсчитаны интервентами потери людьми и убытки от бури.
Погибло свыше тысячи человек, убытков же оказалось на сорок пять миллионов франков.
Но дело было не столько в денежных убытках, от чего страдали большей частью страховые общества в Марселе, Лондоне, Ливерпуле, Соутгемптоне... В конечном итоге от гибели судов, которые везли и не доставили армиям интервентов теплую одежду, лекарства, продовольствие, должны были сильно пострадать и действительно пострадали в первую голову английские солдаты.
Свыше тридцати английских палаток, из которых каждая рассчитана была на четырех человек, примчало ураганом в чоргунский лагерь. Русские солдаты, - которые жили в норах под шалашами, были, конечно, рады такому подарку и сейчас же приспособили палатки для своих нужд. Но зато человек полтораста английских солдат остались в грязи и на холоде.
Даже сам Раглан, который, несмотря на свой почтенный возраст, не жаловался пока на здоровье и не терял спокойствия, сделался жертвою урагана: к концу дня крыша его дома не устояла на месте, и половину ее разнесло далеко по окрестностям.
Тот самый 46-й полк, который прибыл на "Принце", принес с собою в английский лагерь новую вспышку исчезнувшей было холеры, и уже к вечеру того дня, в который бушевал ураган, умерло от нее в этом полку до тридцати человек.
На позициях в этот исключительный день притих боевой пыл; траншеи были полны водою; ливень, снег, град скрыли друг от друга противников. Однако - велика сила привычки! - по нескольку выстрелов сделало и в этот день каждое из больших орудий как в стане осажденных, так даже и в стане осаждающих.
Меншиков перед бурей перебрался из своей караулки на пароход "Громоносец". Но "Громоносец" утром был выкинут на берег и стал наклонно. При помощи матросов спустился светлейший в шлюпку, а спускавшийся следом за ним старший военный чиновник его штаба Камовский упал в воду вместе со своим портфелем. Едва спасли и его и портфель с бумагами весьма серьезного свойства.
Нахимов распоряжался спасением судов в бухте, которые то сталкивались между собою, то садились на мель. С флагманского корабля "Двенадцать апостолов" то и дело давались сигналы, какому пароходу и к какому судну идти на помощь. Деятельнее всех работал в этот день "Владимир", и чаще других адмирал сигналами "изъявлял ему свое особенное удовольствие" и награждал матросов "чаркою водки невзачет".
Кипучая деятельность эта привела к тому, что в севастопольском порту ни одно судно не пострадало.
Сильным волнением раскачало только "Силистрию", затопленную в фарватере Большого рейда, и она поднялась со дна, несказанно поразив этим моряков и прежде всего самого Нахимова, который долго командовал этим кораблем и потому питал к нему особенную нежность.
- Вот, извольте посмотреть-с, - обращался он взволнованно к окружающим. - Все говорили: "Старье-с! На слом... Сдать в порт!" А я утверждал, что "Силистрия" вполне исправный корабль... Извольте теперь полюбоваться, - и кто прав? То-то-с!.. Море одолела и поднялась!
Только на другой день оказалось, что поднялась не вся "Силистрия" целиком, - это было бы действительно чудом! - а только оторвавшаяся палуба с бортами, и было это признаком не крепости корабля, а наоборот - его дряхлости: он просто рассыпался там, под водою, от напора волн.
Меншиков приказал на том же месте затопить другой, тоже достаточно уже старый линейный корабль "Гавриил".
V
На другой день вдоль берега между Качей и Евпаторией шныряли уже разъезды казаков и улан и снимали команды с выброшенных на берег судов.
Так взвод серых улан Новоархангельского полка разглядел в семь часов утра, что метров за тысячу от берега, против селения Айерчик, стоит большое неприятельское судно с поломанными мачтами, причем на одной мачте отчаянно треплется английский флаг, на другой - красный, знак того, что судно в большой опасности и просит помощи.
Насчитали двадцать четыре люка в бортах, хотя сосчитать это и было трудно: огромные волны ходили в море... Буря, если и не такой уже силы, как накануне, все-таки продолжалась, и судно страшно качало: то очень высоко задирало оно нос, то нос стремительно падал, и подымалась корма. Разглядели также и то, что матросы что-то выкидывали с палубы в море, чтобы облегчить вес судна, может быть, уже глотавшего воду трюмом. Доступа к судну не было; разговаривать с ним можно было только пушками, но пушек пришлось ждать несколько часов.