Севастопольская страда (Часть 1)

Основное бремя обороны легло теперь на плечи вице-адмирала Нахимова. В романе с незаурядным мастерством воссоздан образ этого выдающегося флотоводца, любимца матросов и солдат. "Он не отличался красноречием, отмечает Сергеев-Ценский, - однако никто из командиров во флоте не мог так говорить с матросами, как он, потому что никто лучше его не знал ни быта, ни нужды, ни сердца матроса, и матросы его любили, хотя он был очень требователен по службе. В разговоре между собой они не называли его ни "адмиралом", ни "Нахимовым", - он был у них просто "Павел Степаныч"...

В величественной панораме все время меняется масштаб повествования, место действия переносится из русского стана, где славный адмирал Нахимов приходит на свадьбу матроса Подгрушного и сестры милосердия Даши, во вражеский лагерь, из курской деревни - в Зимний дворец, откуда пытается управлять военными действиями совершенно оторванный от реальных событий император Николай I.

В нашем литературоведении и критике уже говорилось, что в изображении русского самодержца Сергеев-Ценский стремится следовать традициям Льва Толстого, создавшего непревзойденный портрет Николая I в романе "Хаджи-Мурат". Но образ царя в "Севастопольской страде" дан в эволюции, движении. Вначале это самоуверенный властитель, убежденный в победоносной мощи крепостнического государства (сцена, когда Николай узнает от ротмистра Грейга о проигранной русскими битве при Алме); затем это человек, сломленный осознанием военной катастрофы, плачущий перед иконами, готовый к уходу из жизни.

Символизируя собой вершину социальной пирамиды, русский самодержец распространяет вокруг себя леденящее дыхание рутины и отсталости. Его приближенные несут в себе тот же холод, бесчеловечие, рутинную помещичью психологию. Таков главнокомандующий русскими войсками в Крыму князь Александр Сергеевич Меншиков. Исследователь творчества Сергеева-Ценского П. Плукш верно подметил, что образ его в эпопее трагичен.

Это был отважный воин (в русско-турецкой войне в 1810 году он участвовал в занятии Туртукая и штурме Рущука, а затем во всех крупных боях Отечественной войны и заграничных походах), образованнейший человек, враг Аракчеева, которого он осыпал злыми каламбурами. Это восстановило против Меншикова Александра I, который говорил, что у князя "душа чернее сапога" и "ум лишь для того, чтобы кусаться". Возвращенный на службу в царствование Николая I, Меншиков становится совсем другим человеком: разработав подробную реформу русского флота, он сам и оказывается главным препятствием на пути каких-либо прогрессивных начинаний. Он игнорирует какие-либо новые идеи, пренебрежительно оценивает значение винтовых судов, близоруко понимает политическую обстановку. И по мере перерождения храброго и инициативного воина в рутинера-крепостника растет служебное положение Меншикова. Как показывает Сергеев-Ценский в своей эпопее, растет и пренебрежение князя к солдату и матросу, к народу. "За кого же принимаете вы солдат, что вы их бросаете, как собак, чуть только они ранены? - возмущенно думает знаменитый хирург Пирогов. - И как же могут они биться при таких условиях, если убеждены, что вы их не считаете за людей?"

Писатель проводит резкую межу, разделяя своих героев на два лагеря. И главной, определяющей силой закономерно становится при этом  н а р о д. Само слово "страда", употребленное Сергеевым-Ценским, то есть рабочая пора для земледельца, как то - сенокос и жатва хлеба, - символизирует философский замысел эпопеи, выражает ее концепцию. Показ народной войны против захватчиков воплощается в десятках батальных эпизодов - подвигах пластуна Василия Чумаченко (он же крепостной Терентий Чернобровкин, порешивший своего жестокого барина), Петра Кошки, Матвея Шелкунова богатырского вида храбреца, сибиряка-енисейца, который один прикрывал отход раненых после неудачного боя. И имя им - легион. С особой выразительностью показывает Сергеев-Ценский героическую оборону Малахова кургана, защищенного выдвинутыми вперед укреплениями, которые получили имя "трех отроков".

Эпопея Сергеева-Ценского носит героико-трагический характер, постоянно возвращая нас к жертвам, какие несли защитники Севастополя. 7 марта 1855 года пал доблестный защитник Малахова кургана контр-адмирал Истомин; в бою за Корниловский бастион 6 июня полегла почти вся 5-я мушкетерская рота Севского пехотного полка во главе с неустрашимым капитаном Островским; 8 июня был тяжело ранен Тотлебен. С особой художественной силой показывает Сергеев-Ценский гибель начальника севастопольского гарнизона адмирала Нахимова. 25 июня, объезжая по обыкновению оборонительную линию, Нахимов с корниловской батареи стал рассматривать неприятельские работы и был поражен пулей в висок.