Севастопольская страда (Часть 3)

Он посмотрел при этом на Елизавету Михайловну так, как будто знаком был с нею и с ее мужем уже давно, как будто попал к друзьям юности или даже детства, с которыми провел счастливейшие часы, дни, месяцы своей жизни; как будто на его глазах росла, обещая стать красавицей – и стала действительно красавицей! – маленькая Лиза, доверявшая свои тайные мысли альбомам в сафьяновых и бархатных переплетах, но не ему, на что он отнюдь не обижался, считая это в порядке вещей, а тайные мысли ее безошибочно читая в глазах.

Он был жизнерадостным не потому, что хотел быть именно таким – веселым, непринужденным, неутомимо деятельным: он просто не мог быть иным и не мог смотреть на людей своего возраста и положения иначе, как на друзей юности или детства, сближая этим их с собою с первых же слов. Так же непринужденно ел он и пил в гостях, возбуждая этим аппетит даже у самых пресыщенных хозяев.

Хлапонина видела, что угощать его совершенно излишне, что он очень самостоятелен за столом на их веранде; представляла, что так же самостоятелен он и у себя на бастионе, и спросила:

– Евгений Иванович! А у вас, на третьем бастионе, знают, кто будет вашим противником в случае бомбардировки – французы или англичане?

– Судя по многим признакам, англичане, Елизавета Михайловна, – весело ответил Лесли. – Вот вы наблюдали сражение на Алме. Как вы находите, кто из них лучшие артиллеристы – французы или англичане?

Хлапонина поглядела на него внимательно и серьезно, говоря:

– Я несколько близорука и не гожусь для подобных наблюдений, но видела наших раненых на перевязочном пункте… Это было ужасно!.. Это было… необыкновенно страшно… как в кошмаре!..

И она, совсем закрыв глаза, сидела так долго, забывчиво долго: может быть, с полминуты, – и при этом ресницы у нее мелко дрожали, как будто она плакала там, внутри, про себя.

– Англичане – лучшие артиллеристы, чем французы, – заметив это, поспешил сказать Хлапонин. – Это мнение не только мое личное, но и всех, кто был под обстрелом тех и других на Алме. Я думаю, что у вас серьезные противники, Евгений Иванович.

– Тем лучше, – беззаботно отозвался Лесли. – Дай Бог всякому порядочного противника, и тогда людям некогда будет скучать, а? Как вы думаете насчет противника, Елизавета Михайловна?

– Ах, я думаю, что гораздо лучше было бы, если бы не было у нас никаких противников!.. Я с детства слышу: война, война… А почему война, зачем война – никогда не могла понять!.. Неужели нельзя как-нибудь обойтись без этого ужаса? – спросила Хлапонина гостя.

Но гость предпочел вместо ответа только развести широко руками – в правой рюмка, в левой вилка с куском жирной баранины, – склонить белокурую голову набок и сказать несколько даже жалобно:

– И что же тогда делали бы мы с вашим мужем: я – капитан-лейтенант флота, он – командир батареи, – если бы совсем не было войн?

– Конечно, делали бы что-нибудь менее омерзительное, чем теперь вот собираются сделать с вами англичане с их осадными орудиями… и французы… и турки…

– На нас нападают, мы защищаемся, не так ли?

– Ах, это очень трудно разобрать. – Хлапонина слабо махнула кистью руки в сторону гостя. – Только Руссо в тысячный раз оказывается правым: ни науки, ни искусства не послужили к смягчению нравов, нет!

Она была взволнована, – это видел Лесли по ее сильно порозовевшему лицу и по ярко блестевшим глазам. Он видел также и то, что мужу своему она уже говорила это, потому что он деятельно и торопливо ел, как очень занятой и проголодавшийся человек, но предпочитал не вдаваться в отвлеченности.

И, улыбаясь, как это было ему свойственно, Лесли обратился к Елизавете Михайловне:

– Совершенно верно: разобрать трудно, кто виноват, что мы должны отстаивать Севастополь, как это случилось, как это допустили!.. Но раз допустили, раз дело дошло до такого очень громкого разговора, как пушечные залпы, ничего нам больше не остается, как перекричать их, не правда ли?

– И мы их перекричим, – отозвался ему за жену Хлапонин. – Потому что не может этого быть, чтобы им удалось привезти вот теперь и орудий крупных калибров, и снарядов, и пороху больше, чем было заготовлено у нас в Севастополе! Да нужно подсчитать еще и то, сколько подвезено за последнее время…

– Они опоздали! – решительно поддержал Лесли. – Они теперь кусают вот это место, – он постарался поднести ко рту свой левый локоть, – от досады. Но напрасно-с! Не укусят!.. Какой роскошный арбуз! – восторженно перебил он сам себя, увидев, как входил денщик с огромным полосатым арбузом на подносе, уже надрезанным и кроваво-красным. – Вот мы-то имеем полную возможность наслаждаться такими прелестями, а как обстоит с этим у союзников – вопрос!

Как раз в это время раздалось один за другим два пушечных выстрела где-то не очень далеко, потому что задрожали не убранные со стола рюмки.

– Союзники ответили на ваш вопрос! – сказала Хлапонина тревожно.

– За-ви-дуют, бестии! – Лесли очень весело подмигнул в сторону выстрелов.

– Однако вам надо же идти на свой бастион?