Севастопольские записки

Члены Военного совета армии ушли на катере с временного причала в море, чтобы там пересесть на подводную лодку. Уже на лодке командарм спросил, где генерал-майор Рыжи и полковник Кабалюк. Их не оказалось.

Я докладываю, что на катер садился вместе с Рыжи, а Кабалюк еще оставался на причале.

Петров приказал командиру подводной лодки подождать. Возможно, катер еще подойдет.

Ждем 20–30 минут. Наконец вахтенный матрос докладывает, что катер ушел в открытое море.

Командир подлодки говорит Петрову:

— Скоро рассвет. Если мы еше немного задержимся, нас может обнаружить противник…

Петров глянул на него, нехотя кивнул головой и тихо сказал:

— Погружайтесь!

Лодка погрузилась и легла на курс. Старпом предложил всем нам, «пассажирам», немедленно лечь и как можно меньше двигаться, так как лодка не рассчитана на такое количество людей, а в спокойном состоянии человек меньше потребляет кислорода.

Я оказался рядом с Крыловым. Мы лежали и долго молчали. О чем говорить? Слишком тяжело было на сердце, слишком горько на душе. До свидания, родной Севастополь, у стен которого пролито так много крови, отдано так много жизней наших братьев, крещенных с нами в одной купели — 250-дневной героической обороне, в непрерывных жестоких боях…

Лодка идет в подводном положении. Вдруг ее сильно качнуло, послышался глухой звук разрыва.

— Бомбят глубинными, — тихо сказал Крылов.

Из рубки слышны чьи-то команды. Чувствуется, как лодка маневрирует. Снова доносятся звуки разрыва. Они то приближаются, то удаляются. Лодку покачивает. У каждого в мыслях: «Только бы не задело».

Крылов дышит тяжело, капельки пота струятся по его лицу.

— Вам плохо? — спрашиваю я.

— Посмотри на себя и на других, — отвечает он. — Воздуху не хватает.

Действительно, все тяжело дышат.

Помолчав, Николай Иванович с грустью тихо сказал:

— На земле и смерть красна, а здесь погибнешь, не зная отчего.

Матросы принесли и раздали всем нам регенерационные патроны, поглощающие углекислый газ, и показали, как ими пользоваться.

Дышать через патрон легче. Но реакция, происходящая в нем, так быстро его нагревает, что невозможно в руках держать.

Через некоторое время командование разрешило использовать кислород из баллонов.

Под утро лодка всплыла. Свежий воздух ворвался в нее почти со свистом. Пошли в надводном положении, но когда начало светать, вновь погрузились. Все повторяется: недостаток воздуха, взрывы, покачивания лодки…

На третий день утром пришли в Новороссийск. На пирсе нас встретил Октябрьский.

Вскоре мы узнали, что в сухумском госпитале находится какой-то раненый генерал, доставленный на катере. Это оказался Н. К. Рыжи. О полковнике Кабалюке так никто ничего и не знал.

В тот же день Петров и члены Военного совета уехали с докладом в штаб фронта, который размещался тогда в Краснодаре, а на другой день туда вызвали Крылова и меня.

Вечером, когда мы все возвратились из Краснодара, командарм приказал мне написать последний приказ по Приморской армии.

Приморская армия перестала существовать.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Двести пятьдесят дней обороны? Обороны в изоляции, с очень непрочной связью со своей базой снабжения, подвергающейся непрестанным атакам врага!

После эвакуации штаба обороны Севастополя борьба за город не прекращалась еще до 10–12 июля. Оставшиеся командиры и бойцы продолжали ожесточенно сопротивляться.

Враг захватил город только тогда, когда замолчали наши пушки, когда почти не осталось красноармейцев, матросов и командиров, способных держать в руках оружие, когда не стало даже винтовочных патронов, когда нечем было подрывать фашистские танки…

С падением Севастополя Крым полностью оказался в руках гитлеровских захватчиков. Они заплатили за это очень дорогой ценой. Дивизию за дивизией перемалывали защитники города отборные части 11-й армии Манштейна. 300 тысяч гитлеровских солдат и офицеров нашли свой конец у стен нашей твердыни на Черном море.

Героическая оборона Севастополя вошла в историю Великой Отечественной войны и всех войн как пример массового героизма и самоотверженности, высокого патриотизма и преданности своей любимой Родине.

Длительные и кровопролитные бои, огромные потери врага в живой силе и технике расстроили все его планы ведения летней кампании 1942 года на юге.

Войска 11-й немецкой армии были настолько обессилены, что, как пишет в своей книге «Утерянные победы», командующий Манштейн, их надо было длительное время приводить в порядок. А ведь им отводилась немалая роль в битве за Кавказ.

К тому же в горах Крыма продолжали вести борьбу партизаны, в ряды которых влилось немало командиров, солдат и матросов Приморской армии и Черноморского флота.

Несмотря на то, что стратегическая инициатива все еще оставалась в руках фашистского командования, в сражениях за Кавказ и Сталинград уже чувствовалось, что недалек тот час, когда в войне произойдет коренной перелом и наступит час возмездия…