Севастопольский вальс

Неожиданно с севера показалось с полдюжины конных. Посмотрев в бинокль, я увидел, что одеты они были в татарские бурки и в татарские же папахи. Интересно, интересно… Я лег за кочкой и приготовился к стрельбе, но увидев, что наши на новоприбывших особо не реагируют, понял, что это «местные» татары. И действительно, они поскакали к взводу «хроноаборигенов». Я же решил поговорить с «охотниками» – местные подождут.

Командиром отделения был Йоханн Карлссон – тот самый, про которого Хулиович и другие говорили, что он, мол, живет на крыше. Когда я спросил у него про это, Хулиович удивился, после чего со смехом рассказал мне про книгу Астрид Линдгрен. Про писательницу я слышал; именно она написала «Пеппи Длинныйчулок», популярную и у нас в Америке. Но ни про какого Карлссона у нас никто не читал; узнав об этом, Хулиович заржал еще громче, погладил меня по голове и сказал: «Бедный ребенок». А что тут бедного-то? Он-то, небось, не смотрел и половины всех тех детских фильмов, которые видел я. Ну там мультики про Спайдермена или «Том энд Джерри». Или нескончаемые сериалы типа «Брейди Банч», про семью с шестью детьми. Впрочем, можно и без последнего…

Мы с Йоханном сдружились после того памятного «бейсбольного» эпизода; он был одним из тех, кто ходил к Саше Николаеву лечиться от вошек, которые он поймал в «хитром» заведении во Влоцлавке, и почему-то воспылал ко мне благодарностью за то, что я, видите ли, спас их всех от огня польской пушки. Поэтому я решил пока не уходить и пофоткать с этих позиций – отсюда был отличный вид на укрепления, как наши, так и чужие. И именно отсюда я разглядел то место, где французы уже успели установить крест – именно там вчера наши снайпера помножили на ноль того самого великого и ужасного Боске.

Распрощавшись с «охотниками», я пошел поговорить с «хроноаборигенами», но не успел до них дойти, как вдруг метрах в ста от меня шмякнулось ядро. Твою мать, только этого не хватало… Потом второе, потом третье… и я, вместо того чтобы залечь, зачем-то помчался на свою основную позицию, откуда в бинокль увидел вражескую батарею.

Послышался вой мины, и через пару секунд она разорвалась между первым и вторым орудиями – лягушатники поставили их слишком близко друг к другу. Вторая мина упала между третьим и четвертым орудием, а расчеты пятого и шестого вдруг куда-то испарились. Поведя биноклем, я увидел, как «смелые» французские артиллеристы храбро драпают от своих пушек. Всего две мины – и батарея, как говорят французы, hors de combat – вышла из боя.

Но тут вдруг показались турки – по крайней мере, фески и красные штаны и синие куртки были в точности похожи на старые иллюстрации османов до Эрдогана, упс, Ататюрка. Одна рота, другая, третья… В этот самый момент мои соседи вдруг заорали: «Турки!», а их офицер обнажил саблю и закричал на смеси польского и русского: «За царя и ойчызну!», и словно маленький Давид в лице нашего взвода побежал к турецкому Голиафу.

Мне показалось, что офицер, хоть я мог поклясться, что ни разу его не видел, почему-то мне очень знаком. Но времени на раздумье не оставалось. Я бухнулся на свою основную позицию, поднял «винторез» и подумал было, что, увы, дистанция слишком велика. И тут на меня нашло то же самое, что и тогда, в детстве, на Кони-Айленд в Нью-Йорке, когда я там был с мамой, младшими братом и сестрой.

Мама тогда увидела огромную фиолетовую плюшевую корову, висевшую на тонком прозрачном шнурке. Выиграть ее было просто – нужно было «всего лишь» перебить пулькой из пневматического ружья шнурок. Я старательно прицелился в место, где шнурок пересекал какую-то горизонтальную линию, и… пуля прошла правее и выше.

Ружье явно не было пристреляно, подумал я. И вдруг почувствовал необыкновенную ясность мышления. Прицелился с необходимой поправкой, выстрел – корова упала. У меня оставалось еще три пульки, и тут я услышал, как Катя канючит куклу Барби в бальном платье – у нее их было десятка два, но именно «такой» не было. Ничего, еще выстрел, и кукла точно так же валится в сетку. Потом – это уже для Вити – машинка с радиоуправлением и, наконец, для меня – электронные часы.

На меня восхищенно смотрели несколько пар глаз – мама, брат с сестрой, хозяин и с десяток посетителей. Потом хозяин подошел ко мне, подал мне руку и сказал:

– Ничего себе… Я был снайпером в Ираке, но никогда так метко не стрелял. Подари это своему отцу – хорошего он стрелка вырастил.

И протянул мне пивную кружку с металлической крышкой.

Вот так и сейчас. Винтовка как бы сама прицелилась в одного офицера, выстрел – и нет офицера. То же и со вторым. Еще один, и еще, и еще… Один, наседавший на нашего подпоручика, вытащил саблю – и я решил, что этого лучше взять живым. Выстрел, и он уже с воем катается по земле. А затем клацнул затвор, и только я собрался поменять магазин, как увидел разрывы мин в самом центре второй и третьей вражеской роты, и одновременно вылетевший из-за гребня «Тигр», строчащий из пулемета…