Севастопольский вальс

– Угу… Тебе не укол надо, а полуведерную клизму со скипидаром пополам с патефонными иголками. Ты хоть знаешь, сколько ты человек положил?

– А хрен его знает. Не следил – не до этого было.

– Зря. Как говаривал классик: «Социализм – это учет». Правда, здесь социализмом еще и не пахнет. Так вот. Пулями из «винтореза» на твоем участке убито наповал девять человек. И еще одному прострелили колено. Кроме тебя, в тех краях никого с современными 9-миллиметровыми винтовками не было.

– Ну, если в колено – это, похоже, я. Хотел, понимаешь, их командира взять живьем. Потому и целился ему в колено.

– А откуда стрелял-то?

– С параллельного гребня, метров примерно со ста пятидесяти.

– Так вот. Вылечи ногу, а потом отдам тебя на растерзание Феде – пусть он тебя своим премудростям поучит. А то, блин, десять из десяти. И еще попал прямо в колено. Со ста пятидесяти метров.

– Это что, плохо?

– Плохо? Никто у нас так не смог бы. А ты, сукин сын, смог.

– Дык я и сам не знаю, как у меня получилось.

Хулиович смерил меня взглядом и сказал задумчиво:

– Похоже, не всегда это плохо – быть берсерком. Ладно, иди отдыхай. А мне пока отписываться про сегодняшний бой. И тебя еще раз к награде представлять…

Легко сказать – «отдыхай». А кто за меня работать будет? Хотя, конечно, сейчас бы в ванну, поплескаться, расслабиться… Но нет здесь этих ванн. Разве что у некоторых британских офицеров, притащивших в обозе персональные. Зато есть русская баня. Но туда надо идти с чувством, с толком, с расстановкой. А времени нет. Эх, говорил же мне Юрий Иванович, оставайся у нас… Там хоть удобства и не в номере, но все ж на этаже, и вода теплая, и если не ванна, то хотя бы душ. Да и был бы я уже человеком женатым… А я даже все забываю написать невесте. Ладно, вечером отпишусь, вот только работу сделаю…

Следующие три-четыре часа я провел за подготовкой материалов, потом написал все-таки короткое письмецо Мейбел; надо будет не забыть его отдать нашим радистам. А теперь пора в госпиталь… От казармы, где находились мои «апартаменты», до Морского госпиталя было всего ничего. На часах стояли двое моряков с допотопными ружьями с примкнутыми штыками. Старший, подозрительно посмотрев на меня, спросил:

– Вы к кому, вашбродь?

– Мне к доктору Николаеву.

– Их благородие сейчас заняты.

– Подожди, Потапыч, – сказал тот, что помоложе. – Ваше благородие, как вас величают-то?

– Поручик Николай Домбровский.

– Слышь, Потапыч, это же тот самый, про которого господин доктор сказал, что, мол, как придет – сразу пущать! Проходите, ваш благородие.

Потапыч с хмурым лицом чуть отступил, и я прошел в здание. Солдат начал было закрывать дверь, но я догадался спросить, где этого самого доктора можно найти. Получив точные инструкции (направо, потом налево, потом вторая направо, а там спросите, ваше благородие), я, как ни странно, уже после «налево» услышал где-то вдали Сашин голос. Он стоял перед группой врачей в небольшом зале и объяснял им, как накладывать гипсовую повязку. Да, вспомнил я, Николай Иванович Пирогов применил ее всего год назад на Кавказе. Кстати, сам великий хирург вот-вот должен прибыть в Крым.

Я, естественно, решил постоять в сторонке, но Саша каким-то образом меня обнаружил и закричал:

– А вот, господа, поручик Николай Домбровский. Это тот самый человек, про которого я вам рассказывал! Именно он спас наш караван от поляков. Коля, давай сюда.

Я начал было отнекиваться, мол, мешаю его докладу, но Саша лишь сказал:

– А мы уже заканчиваем. Я собирался идти проведать моих пациентов. И хорошо, что ты пришел, я хочу тебя с одним из них познакомить. Но сначала представлю тебя коллегам. Доктор Иван Иванович Кеплер, главный врач…

Когда мы наконец вышли оттуда, Саша деловито спросил:

– Ну, теперь давай, колись. С каких пор ты хромаешь?

– Пару дней уже. Но хуже стало сегодня утром – неудачно упал на ногу. Хрен знает, что произошло. В бою вроде ничего не болело. Да и по пути домой все было в ажуре…

Саша споро ощупал колено, задавая обычные в таких случаях вопросы, мол, «здесь болит? а здесь не болит?», после чего торжественно объявил:

– Похоже, дружище, ты себе тендинит заработал. Сиречь воспаление сухожилий. Дам я тебе пару таблеток, а также забандажирую твою коленку. А ну, пойдем… Да-да, вот сюда, в мою операционную. Не бойся, резать тебя не буду. По крайней мере, пока. Шутка.

Минут через пять-десять (Саша свое дело знал туго) мы уже входили в одну из палат. Саша подвел меня к тому самому подпоручику, которого я видел с утра и чья физиономия показалась мне смутно знакомой. Его нога была в гипсе, привязанная к какой-то палке, которая была прибита к основанию кровати. Осмотрев больного, расспросив его про его самочувствие (причем больной говорил с ярко выраженным польским акцентом), Саша пробормотал «ну, все вроде хорошо» и вдруг добавил:

– Подпоручик Домбровский, позвольте вам представить моего друга, поручика Николая Максимовича Домбровского. Коля – это Витольд Домбровский. У него было ранение в ногу, но я сумел спасти и его, и ногу.