Севастопольский вальс

– Так-то оно так, Павел Степанович, – ответил я, – только мы считаем, что не выдержат они нашего удара. Однако не будем гадать – скоро все сами увидим.

Вообще-то наш катер Нахимову пришелся по душе. Только явно он не показал это, потому что, как я знал, не нравились бравому адмиралу-марсофлотцу пароходы, или, как он их называл, «самовары». Но «Раптор» не коптил небо и, более того, двигался с огромной для нынешних времен скоростью. А когда мичман Максимов на полном серьезе рассказал адмиралу, что его катер может запросто утопить вражеский бриг или корвет, то Павел Степанович стал смотреть на наш кораблик с нескрываемым уважением.

Федя Максимов, в свою очередь, во все глаза пялился на Нахимова. Еще бы – живая легенда, настоящий герой Севастопольской обороны. Федор даже украдкой потрогал адмирала за рукав кителя. Павел Степанович заметил это, усмехнулся и подмигнул мне.

Пока катер не спеша двигался в сторону Камышовой бухты, я развлекал адмирала разговорами о военно-морском флоте XXI века. Нахимов был потрясен, когда я ему показал альбом с фотографиями ракетных кораблей и атомных подводных лодок. А когда я рассказал ему, что вот эта атомная субмарина одним залпом может уничтожить все живое, скажем, в такой стране, как Англия, Павел Степанович был потрясен.

– Неужели у вас еще воюют? – спросил он. – Ведь вы просто поубиваете друг друга. И победителей у вас не будет-с.

Я решил отвлечь адмирала от этой рискованной темы и начал рассказывать про училища, носящие его имя. Нахимов расчувствовался и даже незаметно смахнул слезу со щеки. Ему было очень приятно, что юные кадеты называют себя «нахимовцами», и из них потом получаются прекрасные морские офицеры. Я рассказал ему и об ордене Нахимова, которым во время Великой Отечественной войны награждали наиболее отличившихся командиров флота и береговой службы.

– Господа, – прервал нашу увлекательную беседу Федор Максимов, – мы уже вышли к месту проведения операции. Вражеские корабли видны, но обещанный концерт еще не начался.

Я бросил взгляд на часы и ответил Феде:

– Подожди еще пару минут – сейчас начнется.

И, действительно, на берегу поднялся в черное южное небо огненный столб, а вскоре донесся гул сильного взрыва. Камышовую бухту и вражеский лагерь, расположенный на ее берегу, охватило пламя. Взрывы гремели один за другим, а в бинокль я разглядел не только горящие на берегу палатки, но и пылающие вражеские корабли.

Похоже, что экипажи торговых судов охватила паника. Они дружно начали поднимать пары (а парусники – паруса) и сниматься с якоря.

– Ну вот, Павел Степанович, – сказал мичман Максимов, – настал и наш черед. Леша, – скомандовал он радисту, – передай на «Владимир» – клиент созрел, пора и им подключаться к делу.

На пароходо-фрегате «Владимир» – флагманском корабле отряда Бутакова – находился радист, с помощью которого мы поддерживали связь с берегом и «Ансатом».

Вскоре мы разглядели на горизонте вырывающиеся из труб наших пароходов искры не сгоревшего полностью угля. Вместе с «Владимиром» на охоту за вражескими судами вышли все паровые корабли Черноморского флота: «Бессарабия», «Одесса», «Громоносец», «Эльбрус», «Херсонес», «Грозный» и «Крым». Пикантно, что все они были английской постройки.

Самым сильным с точки зрения вооружения был флагманский «Владимир». Остальные уступали ему как в количестве орудий, так и в их калибре. Но для того, чтобы справиться с вражескими транспортами, они были достаточно сильны.

Правда, вместе с вражескими «купцами» из бухты выскочили и военные пароходы союзников. Но мы рассчитывали, что они будут удирать со всех ног подальше от бухты, где наши минометчики и вертолет устроили настоящий Армагеддон.

В общем, все так и произошло. Лишь один настырный французский паровой корвет вступил в перестрелку с 10-пушечным «Громоносцем». На подмогу к нему подоспела 6-пушечная «Бессарабия». Поставленный в два огня корвет получил несколько попаданий – одно из них в машину – запарил и потерял ход. Кончилось все тем, что французу пришлось сдаться и спустить флаг.

Остальные наши пароходы кружились вокруг вражеских транспортов, сгоняя их в кучу, как волки сгоняют стадо овец. Сначала один, потом другой, потом сразу несколько английских и французских судов легли в дрейф и спустили флаги. Наши пароходо-фрегаты стали высаживать на них призовые команды.

– Финита ля комедия, – сказал мичман Максимов, подведя итог ночному сражению, точнее, охоте за призами. – Думаю, что в трюмах захваченных нашими кораблями транспортов найдется много чего интересного и ценного. Может быть, и нам на кого-нибудь поохотиться?

Федя закатил глаза, изобразив на лице блаженство.

– Коля, представляешь – ночь, абордаж, блеск кортиков…

– …и попугай на плече, истошно вопящий: «Пиастры! Пиастры!» – добавил я. – А слитки с золотом мы закопаем на необитаемом острове.

Адмирал Нахимов с изумлением слушал наш разговор. Он, служака, что называется, до мозга костей, не мог понять: то, о чем мы сейчас говорили с Федей – это в шутку или всерьез…