Севастопольский вальс

– Но, сэр, как же нам быть с французами и турками? Даже если мы забьем солдатами все пушечные палубы наших кораблей, все равно мест для всех не хватит. А русские вряд ли будут спокойно смотреть, как мы вывозим войска из Евпатории. Они не упустят возможности разбить нас по частям. Да и непохоже, что Черноморский флот русских не сделает попытку перехватить наши перегруженные корабли во время их перехода в Варну и Константинополь.

– Джентльмены, – строго и нравоучительно произнес я. – А какое нам, собственно, дело до союзников? Пусть их спасают французские и турецкие корабли. Я в ответе за жизни солдат и офицеров британской армии. Разве что если останется свободное место. Но только тогда, когда на берегу не останется ни одного подданного Ее Величества. Да, я понимаю, что наша внезапная эвакуация может вызвать их неудовольствие. Поэтому я прошу всех здесь присутствующих хранить информацию о предстоящей операции в секрете. Им же я сообщу, что эвакуация союзников начнется в четыре часа пополудни; прошу всех придерживаться именно этой линии. Кроме того, необходимо привести морскую пехоту на наших кораблях в полную боевую готовность, чтобы она смогла удержать на почтительном расстоянии тех из наших заклятых друзей, которые самовольно попытаются проникнуть на наши корабли.

Когда командиры кораблей покинули мою каюту, я достал из шкафчика бутылку виски, налил себе стакан и выпил его одним махом.

– Пусть будут прокляты эти свиньи из Лондона, – сказал я вслух, тупо уставившись в иллюминатор, – за то, что они заставили меня влезть в это дерьмо! Но, даже если меня, как адмирала Джона Бинга, приговорят к расстрелу[15], то я умру с мыслью, что спас сотни британцев от смерти в этой чертовой дыре.

А ползучая эвакуация уже началась. В британские части отправились курьеры с приказом: бросив все имущество, амуницию и артиллерию с зарядными ящиками, скрытно выдвинуться к берегу, где их будут ждать шлюпки, которые доставят солдат и офицеров на корабли королевского флота. Мой приказ был категоричен – эвакуировать только людей, оставив все лишнее на берегу. Однако многие офицеры не желали расставаться со своими гардеробами, бочками с вином и коробками с сигарами. Некоторые рыдали, прощаясь с любимыми жеребцами и собаками. После того, как нам пришлось завернуть очередную шлюпку с чьей-то походной ванной, я послал морских пехотинцев на берег, чтобы пресекать все дальнейшие попытки нарушить мой приказ. Одновременно они не раз и не два разъясняли французам, что до них еще дойдет очередь.

В результате эвакуация затянулась, и в два часа дня я приказал морским пехотинцам немедленно возвращаться на борт – я хотел еще засветло отойти как можно дальше от берега. Когда это увидели французы, они поняли, что никто их ждать не будет, и с берега послышались крики:

– Британские свиньи! Трусы!

Не отвечая на оскорбления и плевки, морпехи выстроились в каре. Шеренги, обращенные к лагерю, взяли ружья на руку, направив штыки в сторону толпы возмущенных французов и турок и прикрывая погрузку своих товарищей в последние шлюпки.

18 (30) сентября 1854 года. Евпатория Лейтенант морской пехоты Ее Величества Джеймс Сиверс

– Они бегут! – крикнул кто-то из французов. Какой-то зуав громко засвистел, его приятель сделал рукой неприличный жест.

– Эти «вареные раки» бросают нас на растерзание русским! – воскликнул один из французских пехотинцев, размахивая в воздухе тесаком.

– Не стрелять, только не стрелять! – успокаивал я подчиненных, которые готовы были открыть огонь по недавним товарищам по оружию. Только перестрелки с нашими союзниками нам не хватало.

– Что здесь происходит? – спросил какой-то французский майор в форме зуава.

– Мсье, вам уже должно быть известно, что до вас очередь дойдет в четыре часа дня, – отчеканил я. – И чем более вы будете нам мешать, тем дольше продлится погрузка.

Тем временем отчаливали последние шлюпки, и количество британцев, ожидающих своей очереди отправиться на корабли, соответственно уменьшалось. Вдруг французы и турки побежали в сторону нашего лагеря – похоже, они сообразили, что мы бросили в палатках практически все имущество. Толпа, окружавшая нас, поредела, и радостные крики, доносившиеся из английского лагеря, возбуждающе подействовали на тех, кто стоял и наблюдал за британской эвакуацией. Вскоре напротив нас оставалось не больше двух-трех десятков самых непримиримых французов. Они уже вплотную подошли к нам и швыряли в нашу сторону подобранные с земли камни и выброшенные на берег куски дерева, а мои ребята яростно отбивались от французов прикладами. Раздалось несколько выстрелов в воздух.