Север

В старинных хрониках войны назывались иначе: перемещения народов… вот уж точно подмечено! в июне 40-го, к примеру, французский народ и армия и впрямь переместились из Берген-он-Зома в Пиренеи… при этом и народ и армия наложили в штаны… а в Пиренеях все опять встретились!.. Фриц и Франсуа!.. даже не подрались, просто выпили, закусили и легли спать!.. перемещение окончено!.. а мы опять возвращаемся в Баден-Баден!.. все слова и мысли смешались в кучу!.. к чему было опять покидать Монмартр? да все из-за страха, что после четырехлетней передышки тебя разорвут на части на проспекте Жюно… о, жалкие людишки! все друзья и родственники только и ждали, когда меня замочат, все были заодно, готовились наброситься на меня, растащить всю мою мебель, стащить с меня последние штаны, а ненужное спустить с молотка… что они в результате и сделали, ей-богу! да что там говорить, я сам виноват… я сам принес себя им в жертву!.. добренький Иисус и через десять тысяч лет готов ежедневно идти на крест!.. человечество хорошо усвоило этот урок! это же очевидно: все дороги забиты роскошными тачками с икрой, бриллиантами и отпускниками… а желающих хоть чем-то пожертвовать что-то не видно!

Известно, что французские военные, обосравшись от страха, в 40-м стремительно уносили ноги из Берген-он-Зома в Байонн… а мы, Лили, я, Бебер и Ля Вига,[17] в 44-м… с улицы Жирардон, в Баден-Баден… у каждого своя поносная эпопея! приговоренный к смерти малыш Пустэн,[18] спасая честь и шкуру, запрыгнул в самолет и отправился в Лурд… но я не собираюсь пичкать вас Сравнительными Жизнеописаниями… Пустэн – это одно, а я – совсем другое… его хроника тянет на миллиарды!.. за мою же, сами понимаете, не дадут и ста франков «новыми»… Статуи Пустэна торчат повсюду, а мое рыло даже на могильной плите и то не осмелятся выгравировать… у моей матери на Пер-Лашез плиту на могиле уже очистили, стерли нашу фамилию… вот что значит вовремя, где надо, не подстраховаться… вы не поверите, но в Ля Рошели я выдержал натиск чуть ли не всей французской армии, когда меня пытались склонить продать машину «скорой помощи»! а она ведь была не моя!.. я человек долга и уломать меня невозможно! «скорая помощь» из моего диспансера в Сартрувиле… вы представляете!.. я отвез ее туда, откуда взял, эту чертову колымагу! а заодно двух бабуль с бутылями красного и троих новорожденных… всю эту шоблу, в целости и сохранности! и кто об этом хоть что-то знает? о черт побери, никто! а на кого, вы думаете, навесили все прегрешения? на меня! на меня!.. да их хватило бы на целую каторгу! двадцати ландрю, петьо и фюальдесам!..[19] вот если бы я загнал машину за бабки, которые мне тогда предлагали, вместе с младенцами, санитарками и старухами в придачу, я был бы сейчас героем Сопротивления, и мне бы тоже воздвигли вот такой монументище! а теперь, батюшки мои, повсюду слышится улюлюканье!.. вас обвиняют во всех смертных грехах! все возмущены тем, что вы недостаточно покорно подставляете свою вонючую шею под нож!.. жалкий трус!.. миллионы зрителей в амфитеатре требуют вашей смерти!.. и все из-за моей дурацкой честности… из-за того, что я вернул колымагу туда, откуда я ее взял, потому что она мне вовсе не принадлежала!.. была имуществом Сартрувиля! дурацкая честность!.. если бы я оставил ее фрицам, хрянцузам, «сынкам», да кому угодно, хоть баням или душевым, все ведь хотели ее купить, вместе с бабулями, санитарками и новорожденными! я был бы теперь респектабельным сытым рантье, а не старым грязным оборванцем…

Некрологи по утрам в «Фигаро», пожалуй, это единственное, что меня слегка утешает!.. «в своем замке в Одной-Ле-Топин, выдающийся военачальник Трахтибидох откинул коньки… его безутешные родственники перед тем, как отправиться к нотариусу, благодарят всех… за искренние соболезнования… и т. д…»

Моя привязанность к «Фигаро» вполне объяснима… «Вестник Судьбы»… сколько жаждавших напиться моей крови уже откинули копыта… отправились кормить червяков, ханжеские рожи!.. прощайте, безутешные родственники!.. весь Олной-Ле-Топин в трауре… и леса, и замок… вызывайте нотариуса!

* * *