Север

Но к делу!.. к делу!.. где мы с вами были? в Цорнхофе! я снова к вам возвращаюсь! наш первый ужин за столом вместе с Dienstelle… обеденная зала замка, тоже достаточно мрачная… друг друга почти не видно… на окна падают тени больших деревьев!.. две свечи – на противоположных концах стола… барышни-секретарши, тоже улыбающиеся, приветливые, но не так, как в Грюнвальде… одна попыталась с нами заговорить, маленькая горбунья… ах, вот и Крахт!.. бухгалтер представляет нас друг другу… он в эсэсовской форме… до войны он был аптекарем… а после мобилизации стал шефом СС в Цорнхофе… он воевал на Восточном фронте, а теперь отдыхает… этот молодой человек вовсе не вызывает антипатии… но он не особенно общителен… похоже, он верит в эти пропагандистские штучки… пожалуй, это был первый нацист, похожий на то, как их обычно изображают… на упертого болвана… наверное, он жесток? еще молодой, лет тридцати… этакий забавный Омэ-нацист!..[98] ах, все-таки он заговорил!.. его все слушают… я перевожу для Лили и Ля Виги… сводка последних событий, коммюнике…

– Что?… раскрыли заговор? порасспроси-ка его!..

Ле Виган все хочет знать… мне же кажется, не надо задавать лишних вопросов… но Крахт уже услышал…

– И у нас есть предатели! да!.. они будут наказаны!

Все просто и ясно!.. он повторяет то же самое по-немецки, чтобы все за столом поняли… все за столом говорят «ja! ja! sicher! конечно!»… и господин и госпожа Кретцер тоже… Крахт, конечно же, должен писать рапорта по поводу «высказываний за столом»… это всем известно… что касается еды, я почти ничего не вижу… Кретцерша просит у нас наши карточки… Лили дает их ей… и чем же нас теперь угостят?… барышня вносит супницу… каждый получает по три поварешки теплой безвкусной жидкости… я вижу, что к ней никто даже не притрагивается: ни барышни, ни Кретцеры, ни Крахт… такое впечатление, что над нами просто издеваются… ждем продолжения… продолжения нет!.. мадам Кретцер произносит: mahlzeit! громким голосом! и встает… все поднимаются вслед за ней… приветствуют Гитлера, heil!.. все кончено!.. они ставят стулья на место и расходятся… но куда? в бюро?… в свои комнаты?… мы просим для Бебера какие-нибудь остатки… остатки чего?… ну какие-нибудь остаточки!.. половина картошки в соусе… я не отказываюсь… Ля Вига громко сокрушается…

– Лили, зачем ты отдала им наши карточки?… да так и подохнуть недолго!.. вам так не кажется?

– Вот именно!.. мы все расскажем Харрасу!

– А Харрасу на это плевать! вы же видели его брюхо!.. представляю, как он сейчас обжирается! ты бредишь, Фердина!.. на ферме всего полно, вы же видели гусей!.. но они не для нас!.. в Грюнвальде хоть были сандвичи!.. вот поэтому нас оттуда и выставили! чтобы мы здесь подохли!

Он говорит довольно громко…

– Ведь это совершенно ясно, Фердина! разуй глаза! это же одна шайка! этот рогоносец, Харрас, шлюха, ландрат!.. они все спелись!.. вот что, я тебе сейчас скажу одну важную вещь!.. ведь мы уехали из Баден-Бадена вовсе не для того, чтобы над нами все издевались! черт побери, отнюдь!.. и больше мы не поедем ни на север! ни на восток! ни на юг! мы возвращаемся во Францию!

– Ля Вига, ты просто бредишь! во Франции с тебя сдерут шкуру! да! именно! твою шкуру!

Он задумывается…

– Фердинанд, я согласен! конечно!.. пожалуй, ты прав! но поэтому они так и обнаглели!.. просто им все известно!

– Ну а все-таки скажи, как тебе твоя комната?

– Ты же видел!.. высший класс, пойдем!

Я иду за ним… в подвал… лесенка… длинный коридор… его комната, и вправду, как настоящая камера, даже решетки на окнах… сразу за кухней, налево… за кухней?… так, одно название… там никогда никого нет…

– Ты видишь этого дога?

– Да, вижу, но он же не рычит…

– Однако вид у него не особенно приветливый…