Север и Юг

«Моя дорогая молодая леди, — подумала миссис Торнтон. — У вас твердый характер. Если бы вы с Джоном объединились, ему пришлось бы то и дело ставить вас на место. Не думаю, однако, что вам еще когда-нибудь захочется прогуляться с милым другом в поздний час. Для этого вы слишком горды и самолюбивы. Хорошо, когда девушка вспыхивает, едва ее поведение подвергается обсуждению. Это значит, что она не легкомысленна и не уступит зову природы. Что касается конкретной особы, то она может быть дерзкой, но не легкомысленной. Надо отдать ей должное. А вот Фанни, наоборот, легкомысленна, но робка. Бедняжке так не хватает смелости!»

Мистер Торнтон провел утро не столь плодотворно, как матушка: та, во всяком случае, добилась заранее поставленной цели, — а он пытался понять, куда завела его забастовка и какой вред причинил производству долгий простой. Значительная часть капитала была вложена в новые дорогие станки и в сырье, в ожидании крупных заказов закупленное в большом количестве. Забастовка жестоко сорвала сроки поставки готовой продукции. Даже с собственными хорошо обученными, умелыми рабочими справиться было бы нелегко, а испуганные, неумелые, ни на что не годные ирландцы вызывали постоянное раздражение.

Вот в такой неблагоприятный день Хиггинс и отправился к мистеру Торнтону просить работу. Он пообещал Маргарет любой ценой добиться встречи, а потому несколько часов кряду простоял у входа, переминаясь с ноги на ногу, в напрасной попытке унять гордость, обиду и отвращение к собственному унижению. Наконец дверь резко распахнулась и на крыльце показался хозяин фабрики собственной персоной.

— Мне нужно поговорить с вами, сэр.

— Не могу задерживаться, любезный: спешу, и без того опаздываю.

— Что же, сэр, придется подождать вашего возвращения.

Мистер Торнтон стремительно промчался мимо и вышел на улицу. Хиггинс вздохнул. Ничего не поделаешь. Дождаться хозяина — единственный способ изложить просьбу. Если постучаться в приемную или даже в парадную дверь дома, то непременно попадешь к надзирателю, поэтому он снова прислонился к стене, лишь короткими кивками отвечая на приветствия знакомых. Наступило время обеда. Толпа рабочих заполнила двор, демонстративно выражая презрение к ирландским «дубинам». Наконец мистер Торнтон вернулся.

— Как, ты все еще здесь?

— Да, сэр. Мне очень нужно с вами поговорить. Обязательно.

— Тогда входи. Нет, лучше не здесь — давай пройдем в контору. Наступило время обеда, так что нам никто не помешает. Закрыв дверь будки привратника, Торнтон остановился перекинуться парой слов с надзирателем, и тот тихо предупредил:

— Думаю, вы знаете, сэр, что это и есть Хиггинс — один из лидеров профсоюза, тот самый, который разглагольствовал в Херстфилде.

— Нет, до сих пор не знал, — ответил Торнтон. Быстро взглянув на странного посетителя: Хиггинс слыл одним из самых непокорных бунтовщиков, — он холодно произнес:

— Пойдем, — подумав: «Вот такие, как он, тормозят работу и разрушают город, в котором живут. Демагоги и пустословы!»

Закрыв за собой дверь, Торнтон официальным тоном осведомился:

— Итак, чем могу служить?

— Моя фамилия Хиггинс, — представился Николас.

— Это мне уже известно, — отозвался Торнтон. — Чего ты хочешь, Хиггинс? Вот в чем вопрос.

— Хочу получить работу.

— Работу! Ты? У меня?! Нахальства тебе, конечно, не занимать.

— Как и у всех, у меня немало врагов и недоброжелателей, но в излишней скромности меня никто не обвинял, — заносчиво заявил Хиггинс.

Кровь его вскипела: не столько от слов хозяина, сколько от презрительного тона. Повисло молчание, и тут Торнтон заметил на столе письмо — видимо, принесли в его отсутствие, — открыл, внимательно прочитал и, подняв взгляд на стоявшего около двери человека, спросил:

— Чего ты ждешь?

— Ответа.

— Ты его уже получил, не трать время.

— Вы отметили мое нахальство, сэр, но это качество можно рассматривать как отрицательное, так и положительное. Буду очень признателен вам, сэр, если дадите мне работу. Хампер подтвердит, что я не лодырь.

— А не кажется ли тебе, любезный, что ты напрасно упомянул Хампера? Ведь я могу узнать больше, чем тебе бы хотелось…

— Ничего. Самое плохое, что вам могут обо мне сказать: я всегда поступал так, как считал правильным, пусть даже себе во вред.

— В таком случае обратись к прежнему хозяину: может, он даст тебе работу. Я уволил больше сотни прекрасных рабочих лишь за то, что послушались тебя и таких, как ты, и надеешься, что приму главного зачинщика забастовки? Да это все равно что принести на склад хлопка горящую головешку.

Хиггинс хотел было уйти, но вспомнил о Бучере и совершил величайшую уступку, на которую чувствовал себя способным:

— Обещаю, сэр, что не скажу ни единого слова против существующего порядка, если обойдетесь с нами справедливо. Обещаю даже больше: если увижу, что вы ошиблись и поступили плохо, сначала поговорю с вами наедине и честно обо всем предупрежу. А если не сойдемся во мнениях, то уволите меня с предупреждением в час, не больше.