— Неужели мисс Хейл безусловно привержена правде? — с горечью спросил Торнтон, а услышав собственные слова, тут же отчаянно о них пожалел.
Кто он такой, чтобы считать себя вправе ранить ее колкостями? Как же нехорошо он сегодня держится! Сначала рассердился из-за долгого сидения в кабинете, потом услышал из ее уст мужское имя, решил, что речь идет о поклоннике, и окончательно вышел из себя. Только что разгневался из-за того, что не смог легко и изящно отразить шутливые нападки гостя, пытавшегося весело скоротать вечер. Должно быть, мистер Хейл давно и хорошо знает беззаботную манеру старого друга. А теперь вот осмелился нагрубить и самой Маргарет! Она не встала и не вышла из комнаты, как делала прежде, когда не желала слушать его несдержанные речи, а осталась сидеть неподвижно, лишь взглянула с грустным удивлением ребенка, получившего неожиданный выговор, потом опустила голову, молча склонилась над рукоделием и больше не произнесла ни слова. Однако Торнтон постоянно на нее смотрел и не мог не заметить, как она то и дело вздрагивала от неведомого холода, и чувствовал себя при этом как строгий родитель, только что отчитавший дочь за какой-то проступок, но тут же раскаявшийся в собственной несдержанности: отвечал на вопросы коротко и резко; держался неловко и сердито; не мог отличить шутливое замечание от серьезного; ждал хотя бы одного слова, одного взгляда, чтобы в униженном раскаянии пасть к ее ногам. Маргарет же ни разу не посмотрела в его сторону и не произнесла ни единого слова. Тонкие нежные пальчики порхали над рукоделием так легко и уверенно, словно она всю жизнь только и делала, что вышивала. Торнтон подумал, что если бы в сердце мисс Хейл таилась хоть капля чувства, она бы ощутила страстный призыв и на миг подняла глаза, чтобы прочитать запоздалое сожаление. Перед уходом он уже был готов толкнуть ее, чтобы открытой грубостью заслужить привилегию столь же открытого раскаяния. Хорошо, что вечер закончился долгим возвращением домой. В результате быстрой ходьбы родилось твердое решение как можно реже встречаться с мисс Хейл, ибо прекрасное печальное лицо и нежный, подобный легкому ветру голос мгновенно лишали душевного равновесия. Да, теперь он знал, что такое любовь: острая боль, огненный вихрь, в пламени которого он боролся, пытаясь уцелеть, — но сквозь бурю лежал путь к спокойствию среднего возраста, тем более щедрого и человечного, чем безжалостнее терзала страсть.
Как только мистер Торнтон внезапно покинул гостиную, Маргарет встала со своего места и принялась молча складывать рукоделие. Пяльцы показались странно тяжелыми. Черты лица заострились, вокруг глаз залегли глубокие тени. Выглядела она так, как будто провела тяжелый день и очень устала. Напоследок профессор не удержался и пробормотал не слишком лестное замечание в адрес мистера Торнтона:
— Никогда не видел человека, до такой степени испорченного успехом. Не терпит ни единого слова возражения, не понимает шуток, все сказанное воспринимает как попытку посягнуть на его величие. Прежде он вел себя просто и открыто, оскорбить его было невозможно, потому что в нем не было тщеславия.
— Он и сейчас не тщеславен, — отчетливо возразила Маргарет, повернувшись от стола. — Сегодня мистер Торнтон действительно вел себя необычно. Должно быть, еще до прихода к нам что-то вывело его из равновесия.
Мистер Белл пристально взглянул на нее поверх очков, но Маргарет как будто ничего не заметила. Стоило ей выйти из комнаты, он неожиданно обратился к другу с вопросом:
— Хейл! Вам никогда не приходило в голову, что ваша дочь и Торнтон питают друг к другу нежные чувства?
Предположение вызвало сначала удивление, а потом волнение.
— Нет, как-то не приходило… Уверен, что вы ошибаетесь. Но даже если что-то и есть, то исключительно со стороны мистера Торнтона. Бедняга! Надеюсь, он не думает о Маргарет всерьез, — ведь она непременно его отвергнет.
— Пусть я убежденный холостяк и умудрялся до сих пор жить без бурных любовных романов, так что мое мнение можно не принимать во внимание, но все же замечу, что сегодня вечером Маргарет продемонстрировала все симптомы уязвленного сердца.
— И снова ошибаетесь, — возразил мистер Хейл. — В общении с мистером Торнтоном она едва ли не грубит. Уверен, что Маргарет о нем даже не думает.
— За нее думает сердце. Я же всего лишь высказал предположение — возможно, действительно ошибочное. Прав я или не прав, но очень хочу спать, а потому, потревожив ваш отдых несвоевременными фантазиями (вижу, что вы не на шутку разволновались), удаляюсь, чтобы и вы могли спокойно уснуть.
Мистер Хейл хоть и решил не волноваться из-за нелепой идеи, всю ночь пролежал без сна, убеждая себя о ней не думать.
Профессор Белл уехал на следующий день, предварительно напомнив Маргарет, что статус крестного отца Фредерика дает ему право заботиться о ней и помогать в любых ситуациях, а мистеру Хейлу сказал: