Север и Юг

— Нет! — возразила Бесси. — Некоторым просто судьбой предназначено пировать на белых скатертях. Возможно, вы как раз из них. А другие всю жизнь с утра до ночи гнут спину и прозябают в бедности. Даже собаки в наши дни не знают жалости, как это было в дни Лазаря, но если попросите освежить вам язык прикосновением пальца, я преодолею зияющую пропасть — за то, что вы для меня делаете.

— Бесси! У тебя сильный жар! И рука горячая, и говоришь странно. В страшный день будет неважно, кто из нас нищ, а кто богат. Судить будут не по случайному состоянию, а по верному служению Христу.

Маргарет нашла немного воды, смочила носовой платок и положила на пылающий лоб девушки, а потом принялась растирать ледяные ступни. Совершенно обессиленная, она немного успокоилась и наконец заговорила:

— Вы бы тоже сошли с ума, если бы с самого утра то и дело приходили люди, спрашивали отца, а потом начинали рассказывать свои истории. Некоторые с такой ненавистью говорили о хозяевах, что у меня кровь стыла в жилах, но большинство — женщины, — не переставая жаловались и жаловались: и мясо подорожало, и дети не могут спать от голода. Слезы текли по щекам, и они их даже не вытирали.

— Они верят, что забастовка поможет? — спросила Маргарет.

— Говорят, да, — кивнула Бесси. — Уверяют, что долгое время торговля шла хорошо, и хозяева нагребли кучу денег. Сколько именно, отец не знает, но профсоюзу должно быть известно. Понятно, что рабочие хотят получить свою долю прибыли, тем более что продукты так дороги, а профсоюзы заявляют, что их долг — заставить хозяев поделиться, но те все-таки сумели настоять на своем и вряд ли пойдут навстречу. Противостояние похоже на великую битву Армагеддона: враги сражаются, не замечая, как неотвратимо скользят в пропасть.

В эту минуту в комнату вошел Николас Хиггинс и услышал последние слова дочери.

— Да! Я тоже сражаюсь, и на этот раз не отступлю. Они долго не продержатся: заказов много, причем все ограничены во времени, — так что скоро хозяева поймут, что проще дать нам наши пять процентов, чем потерять всю прибыль да еще и заплатить штрафы за сорванные контракты. Так что, господа, Хиггинс знает, кто победит!

Маргарет догадалась, что Николас пьян. Выдали его не столько слова, сколько необычное возбуждение. Предположение подтвердилось очевидным волнением Бесси: заботливая дочь решила избавить гостью от неприятного зрелища, а потому поспешила проститься.

— Двадцать первое, — напомнила она напоследок. — Это следующий четверг. Надеюсь, позволите прийти посмотреть, как вы оделись для визита к Торнтонам? Во сколько начало?

Прежде чем Маргарет успела ответить, Хиггинс разразился бурной тирадой:

— Торнтон! Собираетесь на обед к Торнтону? Пусть выпьет за успех своих заказов. К двадцать первому он мозги сломает, придумывая, как бы выполнить их вовремя. Передайте, что, как только он прибавит своим рабочим к жалованью пять процентов, на Мальборо-стрит придут семьсот человек и помогут ему справиться. Все, как один. Мой хозяин, Хампер, живет по старинке: никогда не встретит человека без ругани и проклятия, скорее умрет, чем поговорит по душам, — но на деле оказывается, что лает он страшнее, чем кусает, так что можно выдвинуть ему свои требования. Торнтон другой, и у него соберутся главные хозяева! Как бы я хотел поговорить с ними после обеда, когда все немного отяжелеют и захотят посидеть смирно и тихо. Я бы им растолковал, что к чему, заставил бы понять, что они с нами делают!

— До свидания! — поспешно попрощалась Маргарет. — До свидания, Бесси! Рада встретиться двадцать первого, если будешь хорошо себя чувствовать.

Назначенные доктором Доналдсоном лекарства и тщательный уход поначалу настолько благотворно сказались на здоровье миссис Хейл, что не только она сама, но и Маргарет решила, что страхи их преувеличены, и поверила в скорое выздоровление. Что же касается мистера Хейла, то хоть глава семьи никогда не подозревал о глубине опасений доктора, его откровенное, нескрываемое облегчение сразу выдало недавнюю тревогу и страх. Только Диксон продолжала мрачно каркать на ухо молодой госпоже. Впрочем, Маргарет не обращала внимания на ее стенания и упорно надеялась на лучшее.