Север и Юг

— Такой подлости, как поджог, я не боюсь. Вражда открытая, а значит, я имею право всеми доступными мне средствами защищаться. Моя решимость и жесткость позиции известна забастовщикам так же хорошо, как и вам.

Мистер Хорсфол увлек хозяина в сторону — по мнению Маргарет, чтобы обсудить некий особый вопрос о забастовке тет-а-тет, — но гостя заинтересовала ее персона.

— Леди из Милтона? — уточил мистер Хорсфол, услышав от Торнтона ее имя.

— Нет, с юга Англии. Кажется, из графства Гэмпшир, — последовал холодный, равнодушный ответ.

Миссис Сликсон обратилась к Фанни с тем же вопросом:

— Кто эта необычная девушка? Сестра мистера Хорсфола?

— Ну что вы! Конечно же нет! Ее отец, мистер Хейл, как раз сейчас разговаривает с мистером Стивенсом. Он дает уроки и читает классическую литературу в колледже. Джон ходит к нему дважды в неделю, вот и попросил маму пригласить мистера Хейла к нам, чтобы представить обществу. Кажется, у нас есть его проспекты, если желаете.

— Неужели даже сейчас, среди этого хаоса, мистер Торнтон находит время для занятий литературой?

Восклицание миссис Сликсон не позволило Фанни понять, должна ли она гордиться упорством брата или стыдиться его легкомыслия. Подобно всем, кто принимает мнение окружающих за руководство, она краснела при первой же возможности. К счастью, гости начали прощаться и это никто не заметил.

Глава 21. Темная ночь

Никто еще не видел на земле
Улыбки, что слезою не прольется.

Эллиот Э.

Мистер и мисс Хейл возвращались домой пешком. Стоял чудесный тихий вечер. Подняв до колен белое шелковое платье, подобно героине баллады Лизи Линдсей (чье платье, правда, было зеленым и атласным), Маргарет шла по пустым улицам рядом с отцом, едва ли не танцуя от счастья дышать прохладным свежим воздухом.

— По-моему, забастовка серьезно тревожит Торнтона. Сегодня он выглядел очень озабоченным.

— Ничего удивительного. Впрочем, когда перед уходом гости предлагали различные варианты, он отвечал с обычной уверенностью.

— После обеда он держался так же непреклонно: должно быть, трудно заставить его изменить манеру поведения, — но лицо его показалось мне напряженным.

— На его месте я бы тоже встревожилась. Мистер Торнтон наверняка знает о все возрастающем гневе и откровенной ненависти своих рабочих. А те видят в нем того, кто в Библии назван жестоким человеком. Жестокий человек не столько несправедлив, сколько бесчувствен, непреклонен в суждениях, готов отстаивать свои «права» так, как ни одному смертному не должно. Что значат наши мелочные принципы перед судом Всевышнего? Я рада, что тебе он показался расстроенным. Вспоминая безумную речь отчаявшегося Бучера, трудно смириться с холодной манерой мистера Торнтона.

— Во-первых, я не вполне уверен в отчаянном положении Бучера. Да, в тот момент он действительно бедствовал — не сомневаюсь, — но у этих странных профсоюзов всегда имеется некий таинственный денежный запас. В твоем рассказе он предстает человеком эмоциональным и крайне несдержанным, готовым выплеснуть чувства напоказ.

— О, папа!

— Что же! Я всего лишь хотел воздать должное мистеру Торнтону: вот уж кто слишком горд, чтобы проявлять чувства, — полагая, что именно такой характер вызовет твое восхищение.

— Конечно, я восхищена, как и должно, вот только не совсем уверена в существовании чувств. Разумеется, мистер Торнтон обладает несравненной силой характера и редким умом — особенно если вспомнить, как мало преимуществ подарила ему судьба.

— Не так уж и мало. С ранних лет он вел самостоятельную, практичную жизнь, которая требовала ясности суждения и жесткого самоконтроля. Это значительно развивает интеллект. Несомненно, ему не хватает глубокого знания прошлого, которое давало бы надежную основу для предвидения будущего, но он четко сознает собственные упущения, а это уже немало. Тобой руководит предубеждение, Маргарет.

— Мистер Торнтон — первый образец промышленника, то есть человека, занятого производством и торговлей, — которого мне довелось встретить, моя первая маслина, так что позволь поморщиться, ее раскусив. Знаю, что в своем племени он лучший, и надеюсь постепенно проникнуться симпатией ко всему племени. По-моему, начало уже положено. Я с интересом послушала разговоры джентльменов, хотя не поняла и половины, и очень расстроилась, когда миссис Торнтон увела меня в другой конец комнаты, объяснив, что единственная леди в мужском обществе должна чувствовать себя неловко. Я даже не подумала об этом — настолько увлеклась беседой. А дамы так скучны, папа, так скучны! Хотя, наверное, по-своему умны. Их речи напомнили мне нашу старую игру: кто вставит в предложение больше существительных.

— О чем ты, дитя мое? — удивился мистер Хейл.

— О том, что они так и сыпали словами, которые подчеркивали богатство: «экономка», «младший садовник», «хрусталь», «старинное кружево», «бриллианты» и прочее. Каждая стремилась использовать их все, причем в самой непринужденной манере.