Север и Юг

Не раз за это утро Маргарет хотелось, чтобы мистер Торнтон не приходил. Она планировала для себя другие занятия: написать письмо Эдит, прочитать несколько страниц из Данте, навестить Хиггинсов. Но вместо этого она утюжила, слушая причитания Диксон, и только надеялась, что, выказав сочувствие, она сможет помешать Диксон излить свои жалобы перед миссис Хейл. Время от времени Маргарет, чтобы подавить раздражение из-за накатившей на нее усталости — предвестника головной боли, которая в последнее время частенько донимала ее, приходилось напоминать себе, что ее отец уважает мистера Торнтона. Маргарет едва могла говорить, когда наконец упала в кресло и объявила своей матери, что теперь она больше не Пегги-прачка, а Маргарет Хейл, леди. Ей хотелось немного пошутить, но миссис Хейл восприняла шутку всерьез, и Маргарет рассердилась на свой несдержанный язык.

— Да! Если бы кто-нибудь сказал мне, когда я была мисс Бересфорд, одной из первых красавиц графства, что мое дитя простоит полдня в маленькой тесной кухне, работая, как служанка, и все ради того, чтобы мы могли оказать достойный прием торговцу, а этот торговец, должно быть, единственный…

— О мама! — произнесла Маргарет, вставая. — Не наказывай меня так жестоко за мою несдержанность. Я не возражаю против глажения или какой-то другой работы ради тебя и папы. Я рождена и воспитана как леди и останусь ею, даже если придется скоблить пол и мыть тарелки. Сейчас я немного устала, но через полчаса я приду в себя, готовая ко всему. А что касается торговли, то почему бы бедняге мистеру Торнтону не быть торговцем? Вряд ли с его образованием он сможет заниматься чем-то другим.

Маргарет медленно поднялась и пошла в свою комнату, поскольку ей явно требовалась передышка.

В доме мистера Торнтона в это же самое время состоялся очень похожий разговор. Крупная дама, намного старше среднего возраста, занималась рукоделием в мрачно, но достойно обставленной столовой. Черты ее лица, как и фигура, были скорее крупными и резкими, чем тяжелыми. В них не было ничего особенного, но те, кто однажды посмотрел на нее, обычно навсегда запоминали эту крепкую, суровую, величественную женщину, которая никогда не уступала дорогу из вежливости и никогда не останавливалась на своем пути к цели.

Она была одета в плотное черное шелковое платье и штопала огромную скатерть прекрасной работы, держа ее против света, чтобы обнаружить вытертые места. В комнате не было книг, кроме «Комментариев к Библии» Мэтью Генри, шесть томов которой лежали в центре массивного буфета, строго между чайником и лампой. Из дальней комнаты раздавались звуки пианино. Кто-то разучивал легкую пьесу, играя очень быстро. Каждая третья нота звучала неотчетливо или полностью пропускалась, а в конце прозвучали громкие аккорды, половина из которых была сыграна фальшиво, но к полному удовольствию пианиста. Миссис Торнтон услышала за дверью столовой шаги, такие же решительные, как и ее собственные.

— Джон, это ты?

Ее сын открыл дверь и остановился на пороге.

— Почему ты пришел так рано? Я думала, ты собираешься пить чай с другом мистера Белла, этим мистером Хейлом.

— Так и есть, мама, я просто зашел переодеться.

— Переодеться! Хм! Когда я была девочкой, молодые мужчины не меняли сюртуков перед тем, как выпить чаю. Почему ты должен переодеваться ради того, чтобы выпить чаю в компании старого пастора?

— Мистер Хейл — джентльмен, а его жена и дочь — леди.

— Жена и дочь! Они тоже учительницы? Чем они занимаются? Ты никогда не говорил о них.

— Нет, мама, потому что я никогда не видел миссис Хейл. А мисс Хейл я видел только полчаса.

— Берегись, Джон, как бы тебя не поймала девушка без гроша за душой.

— Меня нелегко поймать, мама, я думаю, ты знаешь. Но я не хотел бы говорить о мисс Хейл в таком тоне. Я никогда еще не встречал ни одной молодой леди, которая попыталась бы поймать меня. Наверное, они сразу чувствуют, что это безнадежное дело.

Миссис Торнтон была не из тех, кто легко уступает, даже собственному сыну. Да и материнская гордость заставляла ее спорить с ним.

— Ну, я только говорю, берегись. Возможно, наши милтонские девушки достаточно рассудительны и доброжелательны, чтобы не ловить себе мужей, но эта мисс Хейл происходит из аристократических кругов, где, если слухи правдивы, богатые мужья считаются желанной добычей.

Мистер Торнтон нахмурился и подошел ближе к креслу своей матери.

— Мама, — сказал он с короткой усмешкой, — ты заставляешь меня признаться. Единственный раз, когда я видел мисс Хейл, она обращалась со мной любезно, но едва ли не презрительно. Она держалась так надменно, будто она королева, а я — ее скромный и не слишком опрятный слуга. Не беспокойся, мама.

— Я не беспокоюсь, но я и не удовлетворена. Какое право она, дочь какого-то бывшего викария, имеет воротить свой нос от тебя! Я бы ни для кого из них не стала переодеваться… Наглая семейка!.. Да я бы на твоем месте…

Уже выходя из комнаты, Джон сказал: