— Точно сорок четвертый, в песни же говорится: «И долина Маверс утратила свои стада вместе с первым лаем Лысого Пса».
Корчмарь кивнул:
— Так поют в Кенвене и в Лад Наве. И до какой-то степени они правы. Хроникеры долины записали, что с началом декады Лысого Пса девять из десяти коз и восемь из десяти овец в долине отошли в небытие, что привело к яростным спорам всех родов об уцелевших животных. Два года по всей долине нападали на стада, чтобы своровать тельных овец, а пастухи начали ходить вооруженными словно для битвы. Бывало, что стадо из пяти овец и трех коз стерегла половина села. Подозрения накалялись, Империя тогда еще не добралась до нашей долины, а потому здешние в большинстве своем жили с разведения коз на мясо и овец — на шерсть. Другие долины, услышав о заразе, не хотели иметь с нами дела, чтобы часом не занести к себе болезнь. Непросто было добывать новых животных, даром тогда ничего никто человеку не давал, совсем иначе, чем ныне… — хозяин иронично улыбнулся. — Каждое животное было на вес золота. В ход шли уже не палицы и посохи, а топоры и копья, полилась кровь, пали первые трупы, кто-то подпустил красного петуха. Худо все оборачивалось…
Корчмарь закончил драматическим вздохом. Многое указывало на то, что он перепутал призвание. Надо было ему стать странствующим бардом.
— Весной третьего года Лысого Пса собрался совет сёл, все старейшие и мудрейшие жители долины. Совещались пять дней и ночей — и досовещались. Приказали собрать всех уцелевших плодных животных в одно стадо, которое на десять лет станет собственностью всей долины. Это позволило оставшейся скотине быстрее размножиться. Позже стадо должны были разделить согласно вкладу каждого. Чтобы успокоить горячие головы и дать какое-то занятие молодым, было решено, что в последнюю полную луну весны роды и кланы будут соревноваться в похищении у соседей коз и овец, но без права удерживать украденных ярок. Так через два года после потери стад родилась традиция Луны Похитителя Коз, и потому мы нынче отмечаем ее в четыреста двадцать шестой раз.
Корчмарь поклонился, словно бард, ожидающий аплодисментов.
Несколько стражников явно желали поспорить о датах, один или два начали уже подниматься. Кеннет поблагодарил хозяина за рассказ и поднял кружку.
— За четыреста двадцать шестую Луну Похитителя Коз, — сказал он с нажимом, утихомиривая все нарождающиеся протесты.
Луна Похитителя Коз была праздником местным, сперва охватывавшим только долину Маверс, чтобы позже укорениться в нескольких соседних, там, куда добирались через семейные союзы ее обитатели. Правила были простыми. Три ночи от последнего весеннего полнолуния можно было безнаказанно воровать стада соседей: красть животных как с пастбищ, так и из сараев и загонов. Но оставить себе их никто не мог. Хозяин получал все назад, уплатив вору традиционную десятину, то есть выкуп в размере десятой части стоимости животного. В случае одной старой козы хватало и фляжки водки с кольцом колбасы, но если удавалось украсть стадо, насчитывающее сотню голов… Игра была эмоциональной, опасной и выгодной, а горцы такие развлечения любили. Во время воровских вылазок использовали палицы и посохи, набитые мокрым песком кожаные мешочки и рукояти топоров и копий. Бывало много синяков, кровоподтеков и сломанных костей, но в целом немного урона, опасного для жизни. Животных перегоняли туда-сюда, бывало, что стадо меняло хозяев несколько раз за ночь. На самом деле менее всего нравилось это бедным козам и овцам, которым даже не позволяли выпасаться.
Кеннет искренне жалел, что не может принять в этом участие со своей ротой. Командир полка оторвал бы ему голову — правда, сначала приказал бы повесить.
В гостинице становилось громко, стражники чаще тянулись к кружкам, а не к мискам, какая-то девица пискнула, другая гортанно хохотнула. Развлечение начиналось.
Кеннет толкнул владельца гостиницы в бок:
— Будет какая-то музыка?
— Позже. Я заказал несколько музыкантов. — Неожиданно мужчина покраснел. — Я сам… тоже…
— Что «тоже»?
— Играю на волынке.
Мало того, что бард, так еще и волынщик.
— Уже не могу дождаться, хозяин, — он улыбнулся ободряюще. — Но видите вон того?
Указал на Велергорфа, чье татуированное лицо выделялось среди других.
— Его отец и дед играли на волынках во время клановых битв. Для него волынки — святое: как слышит, что кто-то хоть немного фальшивит, — бросается на него с топором. Вам лучше иметь это в виду.
Корчмарь сглотнул слюну. Кеннет чуть улыбнулся. О волынках можно позабыть, стражники даже и знать не будут, за что должны благодарить своего командира.
Кто-то дернул его за локоть. Парень, на глаз лет десяти, наклонился и прошептал с чувством:
— Господин чародей Дервен Клацв просит господина офицера и господина сержанта к себе на ужин. Он охотно послушает о Черном Перевале, о котором вы вспоминали давеча.