Север помнит (СИ)

«Предательство», − подумал следопыт, но не смог сказать, почему он был в этом уверен. Распухшее алое солнце почти зашло, и скоро начнется серьезный штурм. У него не было огня; он не мог разжечь костер. Огонь поглотит его так же, как и упырей. Но у него остался меч и мужество. И глубокое убеждение, что он не должен позволить мертвецам пройти. Мальчик, гигант и лягушатники, оставшиеся в сердце холма с Детьми Леса и Трехглазым вороном, должны жить, чего бы это ни стоило.

Следопыт достал меч. На заиндевевшей стали блеснула вспышка света, яркая как маяк. Что ж, свой пост он не покинет. Каждый день солнце вставало все позже и уходило все раньше, и отчасти он был рад этому. Солнечный свет причинял ему боль, хотя и не так сильно, как упырям.

Я не смогу быть всегда. Даже если Иных можно уничтожить – огнем или драконьим стеклом, − следопыт не питал иллюзий, что его жизнь будет вечной. Силой солнца или огня, клинком или колдовством, ударом или предательством, дьявольский узел, которым связаны воедино его кости и мышцы, будет разрублен. Заклятья ослабеют и разрушатся. Тогда голодная тьма хлынет под холм, и это будет конец всему.

Этого не случится, пока я дышу, так бы раньше подумал следопыт. Но теперь он не дышал. Он ничего не знал о своем воскрешении, почему он вернулся обратно не таким, как упыри. Знать никогда не было его задачей.

Сумерки перешли в черноту. Появились звезды, а с ними и мертвецы. Шеренга за шеренгой они карабкались по холму, зарываясь черными пальцами в свежий снег. Голубые глаза мерцали, словно сапфировые звезды. Тут и там он видел серебристое сияние, когда Иной проскальзывал, словно шелк, перемещаясь по каменистому склону со сверхъестественной и смертельной грацией.

Поднялся ветер, его плач постепенно превратился в вой. Тяжелые плотные облака сомкнулись вокруг затухающей луны. На плечи и капюшон упали первые хлопья снега. Следопыт стряхнул их, но не потому что боялся холода. Когда он был жив, он знал, что если построить убежище глубоко в лесах, толстый слой снега удержит в нем тепло и спасет от холодной смерти. Как давно это было.

Упырей становилось все больше и больше. Казалось, им не будет конца: они слепо карабкались друг по другу, топоча босыми ногами. Скрученные, исхлестанные, искусанные льдом тысячелетние деревья склонялись и стонали, и из богорощи, что росла наверху, были видны кроваво-красные пятна листвы. Эта буря может прикончить целую армию, и это еще только осень.

Когда первые мертвецы добрались до него, следопыт вступил с ними в бой. Он слышал, как гудят заклятия в камнях, и старался не подходить близко. Те упыри, которые подошли к скале, были сброшены вниз. Скоро целый строй разрозненных обрубков, по-крабьи цепляясь за снег, неустанно полз вверх по холму. На снегу застывала мерзлая черная кровь.

Следопыту не нужно было останавливаться на отдых, он не чувствовал голода и жажды. Я меч во тьме, я дозорный на стене. Он однажды произнес эти слова, а с ними и другие, перед чардревом, так похожим на те, что возвышались сейчас над ним. Старые боги. Это единственные боги к северу от Стены. Следопыт не верил в богов, и его можно было понять. Что за боги могли сотворить такое? Сотворить такого, как он?

Нет. Он будет стоять здесь до рассвета и сражаться. Его меч не из обычной стали, он может рассечь мышцы, которые соединяют этих тварей. Это мой долг. И даже смерть его не остановит. Еще одно воспоминание, слишком слабое, чтобы облечь его в слова, которые однажды произнес его брат. Это был черный брат или кровный брат? Его кровный брат, у него их было два, нужно вспомнить… но нет, он должен сражаться…

И тут он увидел лютоволка.

Зверь сломанного мальчика. Варга. Оборотень, вот он кто. Может отбросить свое тело, свои бесполезные ноги и побежать, слившись воедино с большим серым золотоглазым волком, которого звали – и следопыт находил это ироничным – Лето. Лето не пошел за своим хозяином внутрь холма. Частью своей души он мог бы это сделать, но только частью − остальное было диким, словно лесная чаща. Дети Леса не ели мясного, только ягоды и корни, и пили воду из потайного родника. Волк не смог бы этим прокормиться. Дети Леса сами стали бы для него едой.

Здесь тоже было немного пропитания, разве что белки. Поэтому огромный лютоволк становился все более худым, голодным и диким. Следопыт не мог определить, есть ли внутри мальчик, длится ли еще эта связь, помнит ли волк что-нибудь – может быть, помнит даже больше, чем он сам.

Но сейчас Лето был окружен кольцом упырей, и их становилось все больше.

Следопыт видел, как волк рычит, обнажая клыки, как он бросается на мертвецов, напирающих со всех сторон. Его золотистые глаза сверкали почти так же ярко, как их голубые. Потом он встал на могучие задние лапы и набросился на одного из упырей. Волк и упырь вместе рухнули на снег, мертвые пальцы вцепились в густую серую шерсть на горле Лета.