Тирион присвистнул. Отличный ход, и прямо в яблочко. Конечно, у Виктариона на уме совсем другие услуги, ведь он ясно выразил желание жениться на Дейенерис и сделать ее своей каменной женой. Впрочем, Тирион сам был не лучше. Кажется, мы оба получили жестокий урок. Невеста, которую каждый из нас хотел затащить себе в постель, не так уж проста. Тирион вспомнил Зеленую Благодать, Гарпию. Та заявила ему, что женщины для него либо девственницы, либо шлюхи, но не более того, что он никогда не понимал их и оттого боялся. Боги милостивые, как же быть с Серсеей? Тирион по-прежнему хотел заставить ее заплатить за все зло, которое она ему причинила, но теперь это желание уже не казалось таким острым, таким первостепенным. Он хорошо помнил ее зеленые глаза, горящие, словно у выслеживающей добычу львицы. Он помнил, как пообещал уничтожить все, что ей дорого, но если он питает глупую надежду спасти Джейме… ведь Серсея, несмотря ни на что, тоже его родная кровь… Нет. Нет. Нужно убить их обоих, и дело с концом. Его имя будет проклято от красных гор Дорна до белых снегов Севера, но то, что они сделали… Мирцелла… Томмен… О боги, Серсея, клянусь, у меня и в мыслях не было причинить вред мальчику, никогда…
Виктарион, похоже, обдумывал предложение королевы. Он все молчал и молчал, а потом наконец спросил:
- Куда плывем?
- В Вестерос. Как только все будет готово. Времени мало. – Тирион взглянул на Дени, на ее застывшее лицо и плотно сжатые губы, и королева показалась ему свирепой и ужасной. – Железный флот снова восстанет. В последний раз.
Ее слова явно произвели на Виктариона должное впечатление, но он все еще стоял на своем.
- Мы не рабы.
- Нет, - резко ответила королева, удивив обоих мужчин своей горячностью. – Нет, вы не рабы. А как вы думали, зачем я задержалась здесь так надолго и так безрассудно? Меня по-разному можно назвать, но я не торгую рабами. Я не заковываю мужчин и женщин в цепи ради забавы. И я считаю, что ни у кого, ни у королей и королев, ни у простых крестьян нет такого права. Однако мир меняется. Железнорожденные больше не могут убивать, насиловать и грабить ради своего удовольствия. Новый порядок начнется с вас. Склоните колено, или я вас уничтожу.
Виктарион моргнул.
- Вы же сказали, что…
- Я сказала, что не торгую рабами. Но я не говорила, что буду проявлять женское мягкосердечие. – Дени ткнула пяткой Дрогона в бок, и дракон взвился в воздух, словно огромная черная тень. – Милорд, я не собираюсь никому греть постель. Я не игрушка для мужчины. Я – Таргариен. Запомните это хорошенько.
Тирион испытывал соблазн вставить, что он уже предупреждал Виктариона сначала как следует изучить нрав своей будущей невесты, а потом уж строить далеко идущие брачные планы, но в кои-то веки придержал язык. Он ударил пяткой Визериона и присоединился к Дени, чувствуя, что следует продемонстрировать единство, пусть даже его роль и незначительна. Четыре пары глаз, две человеческих, две драконьих, сверлили взглядом перепачканного грязью железного капитана, а тот злобно глядел на них в ответ. Атмосфера накалялась.
Наконец Виктарион издал резкий, грубый лай, который звучал слишком жутко, чтобы быть смехом.
- Что ж, у самой прекрасной женщины на свете есть клыки, - сказал он, и в его голосе сквозило невольное восхищение. – Пусть будет так. – Он ударил себя кулаком в грудь. – Плывем!
Дейенерис Таргариен чуть изогнула губы, но выражение ее лица было слишком печальным, слишком суровым, чтобы назвать это улыбкой.
- Да, - согласилась она. – Плывем.
========== Давос ==========
Ему было тепло, и поэтому он решил, что умер. В течение долгого времени – сначала мрачный чертог лорда Годрика на Сестрах, потом заточение в Белой Гавани, потом изнурительное путешествие на Скагос, потом сражение с упырями, потом погружение в холодную морскую пучину в тщетной попытке спасти Ошу, потом долгий путь обратно с Риконом и Лохматиком, потом бросок на Север с воинами лорда Мандерли, которых вырезали появившиеся из тьмы мертвецы, потом побег и блуждание в снегах, потом встреча с Болтонским Бастардом, потом мучения в подземельях Дредфорта, - все это время Давос Сиворт мерз и трясся от холода. К тому же считается, что в преисподней должно быть жарко, так что он с глубоким облегчением подумал, что это конец. Давос лежал неподвижно, на грани между явью и небытием. Откуда-то сверху до него доносились голоса, похожие на вздохи северного ветра. Поскольку его никто не тревожил, Давосу было все равно, что там говорят. Последние силы покинули его. Он сделал все, что мог, сдержал свою клятву, сражался и наконец в последний раз увидел своего короля. Теперь он может умереть с честью.