Рисунки отдельных животных, в основном оленей, удивительно реалистично выполненные, относятся к началу II тыс. до н. э. Композиции более позднего времени менее натуральны, но они связаны сюжетно — это сложные сцены охоты, в частности на воде с лодок, которые напоминают каяки, т. е. водонепроницаемые, обтянутые со всех сторон кожей со специальным люком для гребца (рис. 1, 2). Видимо, в охоте на дикого северного оленя в местах его сезонных переправ («поколки») через реки маленькие, легко управляемые лодочки играли решающую роль. Охота на оленей с собаками восходит к I тыс. до н. э.: этот сюжет обнаружен на скалах Пегтымеля. Мечта об обильной добыче определяла общий смысл наскального искусства. Все то, что более всего интересовало первобытного охотника, запечатлено на скалах. И именно поэтому так часто в петроглифах Севера — на берегах Белого моря [25] и на Чукотке [11, 12] — встречаются рисунки дикого северного оленя, очень большого и тучного по сравнению с остальными изображениями.
Кроме дикого северного оленя, собаки и волка попадаются, правда реже, и другие животные: бурый и белый медведи, лахтак, морж, водоплавающие птицы. Однако эти объекты охоты в жизни людей играли меньшую роль.
Композиции с многоместными лодками показывают охоту на морских животных — нерп, моржей, белух, китов и свидетельствуют о том, что на берегах Белого моря и на северо-востоке Азии сложилась культура морских зверобоев.
Нарисованы на скалах и касатки, но, по-видимому, на них не охотились. Это не только сильные, но и опасные хищники, извечные враги китов. Касатки подгоняли их к берегу, чем существенно облегчали китобойный промысел. Поэтому касаток древние охотники обожествляли и боялись.
На скалах Пегтымеля изображены примитивные орудия охоты, труда и быта, без которых не могли существовать древние охотники: прежде всего лодки, весла, гарпуны, стрелы, ножи, копья, кирка, тесло на длинной рукоятке.
Сравнивая петроглифы чукотского Пегтымеля [11] и Карелии [25], видим, что, несмотря на некоторые различия в изображениях (в Карелии преобладают лоси, лисы, выдры), сюжетная основа петроглифов одинакова — охота на зверей (рис. 3). Основным объектом добычи лесных охотников в неолитическое время был лось — хозяин тайги.
Наглядный изобразительный материал подтверждается, обогащается и уточняется раскопками древних стоянок и могильников того же возраста, что и петроглифы.
На Чукотке Н. Н. Диков [13] обнаружил обсидиановые, халцедоновые и кремневые наконечники стрел, скребки, ножи, резцы, отщепы, топоры, тесла, каменные жирники, каменный пест, молот; изделия из кости: гарпунные поворотные наконечники, пики, ложки, кинжалы, грузила, мотыги из моржовых клыков, затычки от гарпунного надувного поплавка; бусинки, сделанные из раковин; изделия из глины: простая лепная и украшенная затейливым ленточным и арочным узорами посуда.
На крайнем северо-востоке Азии для перевозки добычи использовались примитивные салазки с полозьями из стесанных моржовых клыков. Это свидетельствует о том, что оленеводства, даже транспортного в то время не было. Вместе с тем обилие и разнообразие орудий труда и быта говорит о начавшемся на всем Севере очень важном событии — общественном разделении труда. Морской зверобойный промысел ознаменовал собой существенный сдвиг в развитии производительных сил древнего населения Севера.
Находки в погребениях Усть-Бельского могильника разнообразного охотничьего инвентаря, изделий из бронзы — маленького четырехгранного шила и двух резцов, а также анализ всего комплекса археологических материалов позволили Н. Н. Дикову [13] сделать вывод о наличии традиций у древнего населения, не только выработанных на месте, но и воспринятых от соседей. Так, усть-бельские изделия из бронзы трехтысячелетней давности показывают, что бронзовый век пришел на Чукотку из Восточной Сибири. Пришел, но развития не получил.
В это время уже наблюдается ослабление связей с внутриконтинентальной Азией, а в железном веке они и вовсе прекращаются.