Машина остановилась, не доезжая примерно километров десяти до поворота на Баязет. Задняя дверь фургона открылась, и оттуда выпрыгнули шесть человек. В добротной, качественной экипировке, в белых маскхалатах поверх одежды. На касках – современных, второго класса защиты, белые чехлы. Даже «лифчики» разгрузок были белыми. Из фургона им подали лыжи, рюкзачки, оружие. Люди попрыгали, проверяя подгонку снаряжения, подтянули и поправили ремни и застежки, затем встали на лыжи и бесшумно растворились в зимнем лесу. Тройками, по обе стороны дороги. Минут через сорок шишига неспешно двинулась дальше. Операция началась.
Молоденький – едва исполнилось пятнадцать – турчонок отчаянно мерз и приплясывал на посту, чтобы хоть как-то согреться. Эти дикие, жуткие леса и глубокие, порой по грудь, снега нагоняли тоску по оставшемуся неизвестно где берегу теплого моря. До этой зимы он снег видел лишь однажды – когда случайно попал на экскурсию в горы. А тут этого снега, наверное, больше, чем воды в море. А еще тут есть холод. Постоянный, пробирающий до костей. Наверное, такой, какой бывает у русских в Сибири. Вот кому здесь хорошо! Там, в старом мире, говорили, что русские по такому снегу ездят верхом на медведях. А чтобы не замерзнуть, все время пьют свою водку. Про медведей, конечно, врали – он сам видел русских на пляже в Зонгулдаке, и медведей у них не было ни одного. Что же до водки – скорее всего, это правда, они и на жаре ее пьют ничуть не меньше. А на таком морозе он и сам бы не против согреться, хоть и таким варварским способом. Ну да ничего, когда закончится операция, он придет в хаммам, и там мягким теплом выгонит память о морозе из своего тела. О, а вот и та русская машина. Наконец-то! Дождавшись, когда цель проедет мимо, он скинул на минуту перчатку, вытащил из кармана рацию и доложил командиру. Но едва он вернул рацию на место и вновь натянул перчатку, как что-то обрушилось ему на голову, и сознание отключилось.
- Первый, ответь синему-три.
- Первый в канале.
- Наблюдатель готов.
- Хорошо. Всем группам доложиться.
- Синий-один. У меня трое. Закопались в снег по внутреннему радиусу поворота. Две винтовки, из них одна снайперка, и пулемет.
- Красный-один. У меня пятеро. Четверо в пяти метрах перед поворотом, две винтовки и два пулемета. Еще один, видимо, командир группы, чуть в стороне. У него снайперка.
- Понял. Красный-один, возьми одного бойца для страховки, командира нужно устранить бесшумно.
- Добро.
Михайленко взял трубку внутренней связи.
- Петро, езжай потише, не торопись. Дай ребятам поработать.
- Хорошо, Станислав Наумович.
Все, операция перешла точку невозврата. Дважды гоняли машину впустую. Решили уже, что еще пара попыток – и всё, посчитали бы свои мысли за паранойю и вернулись к обычному режиму перевозок. Но нынче, можно сказать, выстрелило. В буквальном смысле. Засада есть, боевые группы выходят на позиции, теперь только ждать докладов. Гадкое состояние. Гораздо лучше он чувствовал бы себя там, в снегу, вместе с ребятами. Но приходится сидеть в будке шишиги и нервничать. Не в первый раз, но сейчас ощущения были особенно тягостными. Секундная стрелка часов, казалось, еле ползет. И умом-то он все понимает, прекрасно осознает, что это всего лишь нервы, но в этот раз как-то плохо выходит воспринимать информацию холодно и отстраненно. Он и сам не ожидал, что за четыре месяца так сблизится с этими людьми. И с теми пацанами, что сейчас там, в лесу, и с Бородулиным, с которым, кажется, даже наметилась вполне серьезная дружба, и с молоденькими и совсем даже неглупыми девчонками, не говоря уж об Изольде – там всё и вовсе серьезней некуда. Так дальше пойдет – можно и о свадьбе задуматься. И его, в общем, вполне устраивает такое положение. Да, меньше стало личного физического комфорта, но это, в принципе, дело наживное. С Изольдой окончательно сладится – она устроит все, что захочется и еще сверх того. Зато появился комфорт душевный. Это же просто кайф, когда ни от кого не нужно ждать подлянки, максимум – дружеская шутка. Иногда ему даже казалось, что он и тот, кто сел в вертолет тогда, в Лесосибирске – это два разных человека. И, надо признаться, что ему эти перемены нравились.
Серкан Шимшек был хорошим военным. Собственно, воевать – это было единственное, что он по-настоящему умел. И любил. А еще он ненавидел русских. За все. За то, что у них много денег, за то, что у них более сильная армия, за то, что они защищают этих армян… Да за все! И когда командир поручил ему командование этой операцией, он был рад: теперь можно будет с оружием в руках поквитаться с этими гяурами за… да за все сразу!
И вот сейчас он лежал в снежном окопе, ожидая приближения русской машины. Стрелять надо будет строго сбоку, чтобы не осталось никаких отметин на лобовом стекле. Ну а боковое стекло – оно не так и важно.