Северянин (СИ)

**** Винленд — название территории Северной Америки, данное исландским викингом Лейфом Эрикссоном примерно в 1000 году. Точное место положения неизвестно, версий много. Одной из самых популярных и обоснованных является остров Ньюфаундленд. Против нее говорит то, что винограда (а само название Винленд означает «винная земля») там нет, т.к. слишком холодно. Некоторые считают, что это объясняется «рекламным ходом», наподобие того, что проделали с Гренландией. Другие говорят, что настоящий Винленд находился много южнее, а поселение на Ньюфаундленде было основано куда позже. Третьи — что винной ягодой являлся не виноград, а крыжовник или черника. Мною была выбрана четвертая версия — открытие Америки викингами пришлось на так называемый средневековый тёплый период, что делает возможным произрастание винограда в том числе на острове Ньюфаундленд.

***** Болли — злой.

========== Глава 35 ==========

                  — Торвальд, отстань, я спать хочу, — невнятно мычит Норд, зарываясь лицом в постель и вяло отбрыкиваясь от пытающегося стащить его с лежака викинга.

          — Сам велел разбудить пораньше! Причитал: мол, не хочу вылазку пропустить. Давай, поднимай уже задницу!

          — Отстань, ясно тебе?!

          — А вот и не отстану! Потом ж ругаться хуже пьяного кузнеца будешь. Встава-ай…

          Норд страдальчески вздыхает и садится, трет припухшие с недосыпа глаза.

          — Наругаюсь. И прав буду, — бурчит, но встаёт. Торвальд укоризненно качает головой:

          — С чего бы?

          — А кто виноват, что я не выспался? Кто лапища свои полночи распускал?

          Торвальд удовлетворенно смеется:

          — А ты сопротивлялся… як девица по первому разу.

          — Шел бы ты…

          — Куда? — с неподдельным интересом уточняет Торвальд.

          — На улицу, вот куда! Воды свежей притащи!

          Торвальд смеется и выходит прочь, а Норд потягивается, разминая затекшее за ночь тело, и оглядывает комнату, силясь найти в потемках рубаху со штанами. Одежда измята, но одевать чистое не хочется: в лесу оглянуться не успеешь — уже грязен как свинья, нашедшая новую лужу, чего выряжаться? Стирать же потом придется… самому лень, а на Фрейдис — где заскочишь там и слезешь. Еще и своего барахольца выдаст, «заодно уж».

          — Еще не оделся?

          Норд качает головой, давя очередной зевок и ныряет в рубашку. Из ворота показывается пуще прежнего лохматая голова.

          — Да ни за что не поверю, что все уже готовы. Не последние мы будем, помяни мое слово.

          — А вот и нет — все собрались, нас одних ждут.

          От удивления Норд путается в штанах и, пошатнувшись, смешно подскакивает, силясь устоять.

          — Ну дела!

          — Дык интересно ж! Сколько уже здесь, а за лагерь ни ногой. Чтоб толпой ходить — не получалось, дел больно много, а по одному пускать ты запретил. С чего только, не понятно мне совершенно, но… — Норд бросает на норманна выразительный взгляд и тот кивает. — Вот-вот, и спорить даже не пытаюсь.

          Норд качает головой и одолевает-таки несносные штаны, обувается.

          — Пошли!

          — Давно пора.

          К моменту появления Норда с Торвальдом на клочке свободной земли средь лагеря, гордо называемом «большой площадью», народа и впрямь скопилось не мало, если подобное слово вообще применимо к толпе из полутора дюжин человек. Только здесь это было чуть меньше половины мужчин, так что Норд считал, что сборище не слабое. На самом деле, это далеко не все, кто хотел пойти, но Норд опять уперся и, устроив Торвальду знатную головомойку, настоял на том, чтоб селение пустым не кидали. Тот сначала психовал, не понимая, с чего дались Норду такие предосторожности, потом буркнул, что надо было Норда где в море утопить, а самому на бабе какой тихонькой жениться, чтоб пекла пироги да помалкивала, и смирился.

          Торвальд бодро велел подниматься, напомнил оружие держать под рукой, проследил, чтоб Норд не оказался ни первым, ни последним и дал отмашку на выдвижение. Сонные женщины вяло помахали им вслед, пара взбудораженных пацанят громко попросили притащить что-нибудь интересненькое.

          Продираться через заросли винной ягоды оказалось занятием премерзким. Торвальд, как, впрочем, и почти все остальные, то и дело спотыкался, запинался, падал. Норд только посмеивался, глядя на него, да все больше убеждался в правильности решения не одевать чистое: после такого не стирать — выкидывать придется.

          — Не жалко тебе меня, — наигранно вздохнул Торвальд, когда стало казаться, что кусты не закончатся никогда.

          — А чего тебя жалеть?

          — Ты сегодня какой-то вредный.

          Норд фыркает:

          — Это я не вредный, а просто не выспавшийся. Вот если бы кто-то вчера мне не…

          — Опять ты об этом? — Торвальд цепляет очередной корень и не валится только благодаря Норду.

          — Ну ты и кабанчик, хороший мой! Извиняй, конечно, но, кажется, разожрался ты непомерно…

          Торвальд бросает на землю обиженный взгляд, а потом грустно смотрит на Норда:

          — Я всегда таким был. И еще вечером никто не жаловался.

          Блаженно прикрыв глаза, Норд вспоминает, как приятно давило на спину горячее тело любовника, какой возбуждающей мощью казалась эта тяжесть. Да, придется признать: острых локтей-коленок да ребер выпирающих ему бы не хотелось. Упругое тело, такое, что и складки не висят, но что сжать есть — куда привлекательнее.