Северянин: "Ваш нежный, ваш единственный..."

Капризничало сизо-голубою
Своей волною море. Серпантин
Поэз окутал нас. Твой «карантин»
Мы развлекли веселою гульбою...
. . . . . . . . . .
Так ты воскрес. Так ты покинул склеп,
Чтоб пить вино, курить табак, есть хлеб,
Чтоб петь, творить и мыслить бесконтрольно.
Ты снова весь пылаешь, весь паришь
И едешь, как на родину, в Париж,
Забыв свой плен, опять зажить корольно.

(«Сонет Бальмонту»)

Понятно, ничего утешительного сказать о Москве периода военного коммунизма Бальмонт не мог. Отсюда — «...покинул склеп, чтоб... творить и мыслить бесконтрольно».

Северянин приглашал Бальмонта посетить Тойла, но получил письмо: «Дорогой Игорь, завтра мы уезжаем в Штеттин и дальше, в Париж. Я очень жалею, что так и не удалось нам поехать к Вам. Поистине, ни одного дня здесь не было без хлопот, и лишь вчера я окончил все необходимые дела. Я не писал Вам раньше, ибо каждый день надеялся, что мне все-таки удастся вырваться к Вам. Все мои шлют приветы Вам и Марии Васильевне (Волнянской. — В.Б.). Хочу думать, что мы встретимся снова — в более счастливых условиях, и будем петь, и будем светло-веселыми. Нежно целую руки Марии Васильевны. Обнимаю Вас, поэт. Ваш К. Бальмонт» (30 июля 1920 года).

Кроме поэтов, с которыми Игорь-Северянин был долгое время близок — Сологуб, Брюсов, Бальмонт, Маяковский, Шенгели, — он встречался, переписывался или отзывался и о других ведущих поэтах России, как и они отзывались о нем. Я уже приводил отзывы Александра Блока, Николая Гумилева, Марины Цветаевой. Продолжим эту тему.

Вот как литературовед Вячеслав Кошелев оценивает отношения Гумилева и Северянина:

«Первоначальное априорное сопоставление фигур Николая Гумилева и Игоря-Северянина кажется вполне однозначным: это безусловные антагонисты. Один — героический "конквистадор в панцире железном", отважный путешественник и храбрый военный; другой — "ваш нежный, ваш единственный" поклонник "ананасов в шампанском", способный путешествовать "из Москвы — в Нагасаки", как и "из Нью-Йорка — на Марс", разве что "в грезах"... Один — аристократ и подлинный знаток изысканной культуры; другой — полуобразованный "оскандаленный герой", символ литературного мещанства, взявшегося "популярить изыски"... Один — признанный глава "акмеизма" (термин этот самим Гумилевым переводится не иначе как "высшая степень чего-либо"), руководитель весьма продуктивного "Цеха поэтов"; другой — сам себе "гений, Игорь-Северянин" и сам себе "Цех", сумевший за три года (1913—1916) издать огромным по тому времени тиражом шесть объемистых стихотворных книг... Один в 1918 году вернулся из-за границы в Россию[11] и три года спустя был расстрелян за участие в заговоре, к которому не принадлежал и которого не было; другой в 1918 году выехал из России за границу, а 22 года спустя все последние усилия таланта употребил на то, чтобы Советской власти понравиться...»

Тем не менее, продолжает Кошелев, было между поэтами и общее: «Гумилев и Северянин — ровесники (последний — на год моложе), детство обоих связано с Петербургом и его пригородами, а также с родовыми имениями (у Гумилева в Тверской, у Северянина в Новгородской губернии). Писать и публиковать стихи стали почти одновременно; начало активной поэтической работы их связано опять-таки с петербургскими окрестностями (у Гумилева с Царским Селом, у Северянина с Гатчиной). Обоих в свое время "приветил" Валерий Брюсов: Гумилева в ноябре 1905 года, Северянина в октябре 1911 года, и дальнейшее развитие поэтов шло в тесной связи с ним: вначале под влиянием мэтра, в подражании ему, а затем в несогласии с ним и разъединении. Оба поэта, наконец, благоговейно относились к версификации, придавая огромное значение форме стиха, стихосложению, словесным неожиданностям (в этом отношении оба преуспели больше, чем остальные поэты-современники)...»

Кошелев пишет, что прямых контактов между поэтами не было, за исключением одного эпизода осени 1912 года, который отразился в двух стихотворениях Северянина. «Первое из них — стихотворение "Слава", написанное в январе 1918 года, накануне избрания Северянина "королем поэтов":

Мильоны женских поцелуев —
Ничто пред почестью богам:
И целовал мне руку Клюев,
И падал Фофанов к ногам!
Мне первым написал Валерий,
Спросил, как нравится мне он;
И Гумилев стоял у двери,
Заманивая в "Аполлон"...