Северянин: "Ваш нежный, ваш единственный..."

Она цветет не Божьим даром,
Не совокупностью красот.
Она цветет почти что даром:
Одной фамилией цветет.

Но ведь и сам поэт, любой поэт — цветет «почти что даром», поэтическим даром. Кстати, может и поэтому, узнав об эпиграмме, Марина Цветаева свое замечательное письмо так и не отослала Северянину.

Но вернемся к северянинской оценке Есенина. Недостоверность высказывания Шумакова подтверждается и современниками Северянина, что делает неправдоподобной роль Ю. Шумакова (бывшего всего лишь мальчиком-иконодержцем на венчании Игоря-Северянина с Фелиссой Круут) как единоличного хранителя сокровенных тайн «короля поэтов» в поздний советский период. Даже если не касаться эпизода с угнанной машиной в 1941 году.

Известный филолог Сергей Пяткин так трактует эту неточность:

«Думается, что Ю. Шумаков, готовя публикацию своих мемуаров о Северянине в 1965 году, сознательно включил в них "есенинский фрагмент", которого на самом деле у автора "Медальонов" не было.

Шумаков "подправляет" биографию Северянина для того, чтобы практически забытый поэт в Советской республике на волне и за счет "есенинского бума" вернулся к читателю. В начале <19>90-х годов, когда были переизданы произведения Северянина и биографические материалы о нем, а также частично была опубликована его переписка, где обнаружилось "неудобное" в известном смысле высказывание Северянина о Есенине, Шумаков расчетливо изъял из воспоминаний "есенинские фрагменты".

Заслуживает внимания тот факт, что календарь событий в "Заметках о Маяковском" (1941) Игоря-Северянина включает в себя такую любопытную дату: "Это было в ту осень, когда Есенин с Айседорой только что уехали перед нашим приездом в Америку"».

Значит, готов был встретиться с поэтом Северянин?

«Не встреча» Северянина с Есениным очевидно воспринимается в данном случае как событие значительное и — с учетом перипетий заочных взаимоотношений поэтов — символическое.

Чередой идут поэтические переклички с поэтами. Вот Василий Каменский пишет свою «Карусель» в 1917 году, посвящая ее Игорю-Северянину:

(Игорю Северянину — твоему песнеянству)

Карусель — улица — кружаль — блестинки

Блестель — улица — сажаль — конинки
Цветель — улица — бежаль — летинки
Вертель — улица — смежаль — свистинки
Весель — улица — нажаль — путинки.

А уже в следующем, 1918 году Игорь-Северянин признается в поэтической любви к своему собрату.

Василию Каменскому

Да, я люблю тебя, мой Вася,

Мой друг, мой истинный собрат,
Когда, толпу обананася,
Идешь с распятия эстрад!
Тогда в твоих глазах дитяти —
Улыбчивая доброта
И утомленье от «распятий»
И, если хочешь, красота...
Во многом расходясь с тобою,
Но ничего не осудя,
Твоею юнью голубою
Любуюсь, взрослое дитя!
За то, что любишь ты природу,
За то, что веет жизнь от щек
Твоих, тебе слагаю оду,
Мой звонкострунный Журчеек!

И таких перекрестных поэтических встреч у Игоря-Северянина в те годы было много. Во-первых, он был обязательным и деликатным человеком; во-вторых, такие поэтические диалоги и составляли литературную жизнь.

Отдельно я хотел бы написать о самом верном и достойном ученике Игоря-Северянина — о Георгии Шенгели и его роли в жизни поэта. Тем более что понаписано о нем много неправды.

Учитель, воспитай ученика... Игорь-Северянин и Георгий Шенгели

Молодое поколение Серебряного века почти все, за редким исключением, прошло через влияние Игоря-Северянина. Кто больше, кто меньше, но молодые поэты — от Юрия Олеши до Павла Антокольского — перед тем, как погрузиться в холод подступающих 1930-х годов, покружились на балу у «короля поэтов».

Из них самым преданным и учеником, и другом Игоря-Северянина оказался сегодня уже полузабытый поэт Георгий Шенгели. Может быть, ныне его учитель и вытащит этого поэта из литературного забвения?