Северянин

Небо, еще не приобретшее своей привычной хрустальной синевы, тоже казалось розовым, будто сердцевина лепестка какого-нибудь полевого ириса. Море тоже не налилось цветами глубины и чистоты. Мир казался только что созданным, только-только вышедшим из рук Бога. «Не зря, — невольно подумал викинг, — наши предки верили, что каждый вечер солнце умирает вместе с днем и миром, чтоб возродиться наутро».

Отдышавшись, мужчина приподнялся на локте. Рядом с ним сидел Экда, он кинул на спутника участливый взгляд и вопросительно поднял бровь.

— Что это было? Надеюсь, не презренный обморок, подобающий только женщинам?

— Не обморок, — проворчал скандинав. — Тут меня похитить пытались.

— Да?! Это как же?

— Да так. Перетянуть к себе какими-то магическими способами. Что я могу об этом знать?!

— Ух, ты! — у единорога загорелись глаза. — А ты чего?

— А я отбивался.

— А они чего?

— Догадайся сам. Нападали, естественно.

— И как?

— Как видишь, — Агнар, кряхтя, поднялся на ноги и зачем-то посмотрел на море. Там потихоньку, отталкиваясь от борта, бежала прочь невысокая волна, обреченная погибнуть в схватке с настоящими морскими волнами, крепкими и упругими. Никто не сидел на веслах, корабль бежал под парусом, поэтому большинство моряков отдыхало от практически бессонной ночи.

Единорог подошел и встал рядом с викингом. Остатками сохранившегося чудесного зрения тот машинально оглядел его — и вдруг понял, что на спутнике надета уже не иллюзорная, а самая настоящая человеческая одежда: грязноватая рубашка, простые холщовые штаны, обтрепанный ремень. И пахнет от него, как от настоящего живого человека — потом и дымком.

— И что же теперь? — спросил, помолчав, Экда.

Скандинав вздохнул и, отвернувшись от медленно удаляющихся холмов Эрина, посмотрел вперед. Там едва-едва намечалась туманная полоска какого-то островка.

— А что теперь? Да ничего. Прорвемся как-нибудь…