Северная Африка в IV-V веках

Нетрудно убедиться, что исследователи, защищающие эту точку зрения, вынуждены в той или иной степени игнорировать прямо противоречащие ей данные церковной литературы. Такой прием вряд ли можно признать оправданным, поскольку произведения Оптата и Августина — при всей их тенденциозности и полемических преувеличениях — обладают неоспоримой ценностью источников, вышедших из-под пера современников и участников описываемых событий. Поэтому одного краткого упоминания о циркумцеллионах в декрете 412 г. недостаточно, чтобы опровергнуть все те довольно подробные сведения о них, которые содержатся в произведениях африканских церковных авторов. Как известно, концепция Соманя подверглась обстоятельному разбору и критике в советской научной литературе  ^{1 06}. В данной работе нет необходимости повторять все те возражения, которые были выдвинуты против этой концепции. Следует лишь напомнить, что она не только противоречит данным литературных источников о циркумцеллионах, но и существенно искажает картину аграрных отношений поздней Римской Африки, допуская массовое применение наемного труда в имениях этого времени. Те сведения по данному вопросу, которые содержатся в источниках IV—V вв., позволяют говорить лишь об эпизодическом использовании наемного труда в сельском хозяйстве  ^{1 07}, что, очевидно, исключает возможность существования постоянных крупных контингентов наемных рабочих. Вместе с тем пониманию циркумцеллионов как {182} сельских поденщиков прямо противоречит приведенное выше сообщение Августина об их отказе обрабатывать землю. Здесь трудно видеть полемическое преувеличение: незанятость циркумцеллионов каким-либо производительным трудом Августин подчеркивает неоднократно и считает ее одной из отличительных особенностей «людей этого рода»  ^{1 08}.

Несомненно, интерпретация контекста, в котором упомянуты циркумцеллионы в декрете 412 г., представляет известные трудности. Н. А. Машкин полагал, что в данном случае мы имеем дело с ошибкой императорской канцелярии  ^{1 09}. Автор настоящей работы пытался показать, что составители декрета учитывали специфику положения циркумцеллионов — их фактическую независимость от имперской администрации — и поэтому выделили их в особую группу. Поскольку циркумцеллионы постоянно кочевали по сельской местности, правительство сочло наиболее удобным возложить ответственность за взимание с них штрафа на управителей и съемщиков имений, на территории которых они могли находиться. Этим представители поместной администрации вовлекались в борьбу с циркумцеллионами, а фиск гарантировал себе дополнительный источник дохода  ^{1 10}. Можно принимать или отвергать указанные интерпретации декрета 412 г., но во всяком случае нет никаких оснований делать из него вывод о легальном положении циркумцеллионов. О запрещении деятельности циркумцеллионов императорскими властями совершенно недвусмысленно свидетельствует, например, обращение католического карфагенского собора 404 г. к императору Гонорию, в котором, в частности, говорится: «Отвратительная многократно заклейменная законами шайка безумствующих циркумцеллионов — они были осуждены частыми постановлениями прежних принцепсов»  ^{1 11}. Таким образом, у нас нет оснований считать циркумцеллионов-агонистиков особой социальной группой; это были люди, происходившие в основном из эксплуатируемых {183} слоев сельского населения, посвятившие себя целям религиозной борьбы и организованные в кочующие отряды.

В литературе высказывались различные точки зрения по вопросу о взаимоотношениях циркумцеллионов с донатистской церковью. У исследователей начала XX в. их религиозная принадлежность не вызывала сомнения: в них видели наиболее активных сторонников донатизма  ^{1 12}. Сомань, считавший циркумцеллионов особой социальной категорией, соответственно отрицал их обязательную принадлежность к донатизму: по его мнению, среди них были адепты различных религиозных направлений  ^{1 13}. Сходную точку зрения отстаивает Бриссон, хотя он и признает значительную распространенность донатизма среди циркумцеллионов  ^{1 14}. В советской литературе против сближения донатистов с агонистиками выступал А. Д. Дмитрев, по мнению которого, эти два течения ни организационно, ни идеологически не были связаны одно с другим и имели разные цели и социальную направленность  ^{1 15}. Противоположных взглядов по данному вопросу придерживался Н. А. Машкин, рассматривавший агонистиков как «радикальную и наиболее активную группу донатизма со своей особенной организацией»  ^{1 16}.

Писавший в V в. католический африканский епископ Поссидий дает следующую общую характеристику движения агонистиков: «Донатисты имели почти по всем своим церквам неслыханный род дурных людей и насильников..., которые назывались циркумцеллионами. И они пребывали в громадном количестве в шайках почти во всех африканских областях... Вооруженные различным оружием, бродя по полям и виллам, не боясь доходить до кровопролития, часто не щадили ни своих, ни чужих... Благодаря этому, донатисты вызвали ненависть к себе даже у своих сторонников»  ^{1 17}. {184}