Северная Аврора

- Где уж тут воевать! - кивнув на американца, засмеялся Шишигин.

- Претензий не имеете? - спросил у Джонсона Фролов. - Дорогой вас никто не обижал?

- Нет, - ответил пленный.

- Есть хотите?

- Нет, меня кормили... - Американец помолчал, и какое-то подобие улыбки пробежало по его лицу. - Вообще я не против русских!.. Русские же косятся на меня. Народ здесь угрюмый, нелюбезный.

- Нелюбезный? - переспросил Фролов. - Но вы же знаете, что ваши соотечественники убивают нас, наших жен и детей. Они поступают с русскими крестьянами и рабочими, как звери.

- Это англичане!

- А чем вы лучше? Вот люди из вашего тыла, - Фролоз показал на партизан, внимательно слушавших иностранную речь комиссара. - Они рассказывают об ужасах, которые творят там американцы. Попробуйте их опровергнуть. Докажите, что это не так.

- Да, мы поступаем плохо, - пробормотал Джонсон. - Но что мы значим? Нами командуют старшие офицеры.

- Что хоть он говорит-то? - спросил Макин. Комиссар перевел. Макин покачал головой, губы его сложились презрительно. Он взглянул на сержанта и сказал:

- Эх ты, душонка!.. Гроша ломаного за нее, и то не дал бы...

После того как партизаны ушли, Фролов начал допрос. Джонсон отвечал охотно, видимо, ничего не скрывая.

- Здесь стоят йоркширские полки, - показывая по карте, объяснял он. Шестой и девятнадцатый. На Важ-ском участке находится наш батальон 339-го пехотного полка, четыре роты по 240 штыков с 32 пулеметами и 36 автоматами...

- Сколько орудий в Усть-Паденьге, Высокой, Шенкурске? - спросил комиссар.

- Не знаю.

- А людей?

- Наших? Много... В Шенкурске мы хозяева. Штаб наш находится в монастыре. Орудия размещены на горе, около собора. Калибр крупный. Окопы идут кругом всего города, но несплошные. Большой окоп у монастырского кладбища, как раз 'на дороге в деревню Высокая гора... В деревнях тоже расквартированы наши части. Белых мало.

- Все деревни по Ваге укреплены?

- Все! И Высокая, и Шолаши, и Усть-Паденьга, и Лукьяновка...

- Так... - Фролов помолчал, испытующе глядя на пленного. - Теперь скажите-ка: не попадались ли вам наши листовки?

- Попадались, - с готовностью ответил Джонсон. - Но их отбирали офицеры. Я сам отбирал их по приказанию ротного командира. По прибытии сюда, в русскую тайгу, был даже случай, когда мы не захотели идти в наступление, сказал Джонсон. Крупные капли пота струились у него по вискам и по шее. Тогда офицеры прямо сказали, что это работа ваших агитаторов.

- Но в конце концов вы все-таки пошли в наступление? - усмехнувшись, спросил Фролов.

- Разве у нас может быть единодушие? - Джонсон покачал головой. - Мы сдались на уговоры... Но я лично против этой войны. Ее затеяло правительство. Нам она не нужна.

- И многие солдаты так думают? Джонсон поежился:

- Не знаю... Офицеры заставляют нас помалкивать. Мы молчим.

- Я знаю содержание вашей записной книжки, - искоса взглянув на пленного, сказал комиссар.

- О! - воскликнул американец и даже покраснел. - А я думал, что потерял ее при схватке.

- Книжка у нас.

- Это очень хорошо, - сказал повеселевший Джонсон. - Я там как раз писал, что мне надоела война. Теперь вы знаете мои мысли. Поверите... Отнесетесь ко мне мягче.

"Уже торгуется", - подумал Фролов.

- Если бы я и не читал вашей записной книжки, - сухо сказал он, - то все равно разговаривал бы с вами так же. Жестокость не в наших правилах.

Американец рассыпался в благодарностях, лицо его приняло угодливое выражение.

- Благодарить меня не за что, - сказал Фролов. - Идите. Я отправлю вас в Вологду.

В тот же вечер Макин вместе со своими партизанами уходил обратно через фронт, домой. В роте они получили иовозку, оружие, запас патронов, литературу. Перед уходом Яков снова зашел к Фролову.

- Так как же, Павел Игнатьевич, - спросил он, прощаясь, - будем бить супостатов?

- Будем! Не беспокойся... - ответил Фролов, крепко встряхивая его руку. - Ты-то смотри, не подкачай. Когда ответственное поручение тебе дадим, сумеешь показать свою партизанскую доблесть? Человек полтораста наберешь?

- Двести наберу, - сказал Макин. - А за сочувствие населения головой ручаюсь. Такой наказ от мужиков имею.

- Ну и добре! Скажи, чтобы ждали Красную Армию. На этом они распрощались.

Фролов остался один. Он притомился за этот день. После долгих разговоров в душной, насквозь прокуренной избе ему захотелось подышать свежим воздухом. Он вышел на улицу и, смахнув снег с лавочки, стоявшей возле крыльца, уселся на ней.

Месяц ярко освещал деревню. В небе играли звезды. Над крайней избой, где помещалась ротная кухня, кольцами клубился дым. С кухни доносились голоса бойцов, пиликала гармошка. Сильный женский голос протяжно запевал частушку: "Ой, да выходите, девушки, молодые елочки..." В этом голосе Фролову почудилось что-то знакомое. Напрягая память, он пытался вспомнить, где мог его слышать, но песня оборвалась.