Северная Аврора

- Он сейчас на Мудьюге. Я не знаю, жив ли он... Папу арестовали здесь, около Шенкурска, еще в первые дни оккупации...

- С кем же вы здесь? Одна?

- Я здесь с мамой и братишкой. Братишке только девять лет. После взятия Шенкурска они вернутся домой. Я ведь там буду работать в отделе народного образования.

Драницына удивила та уверенность, с которой Леля говорила о своей будущей работе в Шенкурске. Но, прислушиваясь к разговору, не утихавшему за столом, он убедился, что все были точно так же уверены в том, что Шенкурск через несколько дней будет освобожден от врага. Раньше это, может быть, показалось бы Драницыну легкомысленным. Но теперь он чувствовал, что люди, сидящие за столом: Фролов, Черепанов, Крайнев, юный Касьян Терентьев, - не могут думать иначе. Теперь он уже понимал, что именно эта нерушимая вера в победу и дает большевикам силу побеждать врага даже в том случае, если он сильнее их.

Весь вечер Драницын не отходил от Лели, затем он пошел ее проводить.

По дороге Леля рассказала Драницыну, что до революции она жила в Петрограде, училась на курсах:

- Но это продолжалось только один год... Незадолго до революции папу арестовали. Я должна была вернуться в Шенкурск и помогать семье... Без папы было очень тяжело! И даже не столько материально... Я страшно скучала.

- Вы очень любили своего отца?

- Я и сейчас люблю.

- Простите, я не то хотел сказать.

- У меня был замечательный отец... Да, конечно, был, - договорила она очень тихо. - Вряд ли он жив.

Леля шла, так доверчиво и просто опираясь на ее руку, будто они давно были знакомы. Драницын испытывал все возрастающую нежность к этой девушке.

Они подошли к маленькой, утонувшей в сугробах избушке. Леля остановилась.

- Вот я и дома, - сказала она.

Драницын осторожно пожал ее маленькие холодные пальцы.

- Вы попадете в полк, которым командует Бородин, - негромко сказал он. - Как будут распределены мобилизованные коммунисты, я не знаю... Неизвестно, когда мы теперь увидимся. Я ведь буду мотаться по разным участкам фронта. Такова уж моя должность...

- Да, да, конечно, - сказала Леля, и Драницыну показалось, что голос ее прозвучал грустно.

"Что же мне сказать? - подумал он. - Не то я говорю, совсем не то!.."

Но все привычные слова куда-то исчезли, и он стоял, с растерянной улыбкой глядя на Лелю. Девушка тоже молчала.

- Теперь уж мы встретимся только в Шенкурске, - наконец сказал Драницын.

- Видимо, так, - тихо ответила Леля.

- Значит, до Шенкурска?

В оконцах избушки мелькнул огонь. Леля стиснула руку Драницына, и через мгновение ее легкая фигура в тулупчике и валенках растаяла в темноте.

Драницын тряхнул головой, словно освобождаясь от охватившего его оцепенения, и быстро зашагал по дороге.

"Вот дела!.. Кажется, я влюбился, - усмехаясь, сказал он себе. Судьба, что ли?.."

Дойдя до главной улицы села, он встретил Крайнева, Касьяна Терентьева и еще нескольких коммунистов, ужинавших вместе с ним у Черепанова. Люди расходились по домам. Рано утром отряд коммунистов должен был двинуться по направлению к деревне Березник. Там сосредоточивались перед штурмом все части центральной колонны.

"В Шенкурске тихо", - гласила сводка городского коменданта капитана Роджерса, которого крестьяне называли Оджером или Отжаром.

Установление в городе этой тишины потребовало от Роджерса немалых усилий. Начиная с осени 1918 года, он только и занимался тем, что вылавливал большевиков и подозреваемых в большевизме. Затем, по распоряжению из Архангельска, его рвение удвоилось. Любой житель города, вплоть до старого монаха из Шенкурского монастыря, выразившего недовольство бесчинствами интервентов, попадал в арестный дом и либо высылался в Архангельск, в губернскую тюрьму, либо расстреливался на месте.

Немало хлопот доставили ему рыбаки. Они то и дело вылавливали трупы людей, замученных в контрразведке и спущенных в реку. В общей сложности они выловили таким образом почти двести трупов. Роджерс приказал арестовать рыбаков и выслать их на Мудьюг.

Много неприятностей доставил ему и набор в миллеровские войска. Молодых людей пришлось разыскивать по всему городу с патрульными. Когда новобранцев загнали на монастырский двор, из толпы раздались выкрики: "Не желаем устилать вам дорогу своими костями!.. Мы русские!.. Вон из России! Грабители, убийцы!"

Капитан распорядился окружить двор пулеметами, выстроил мобилизованных и объявил им:

- Через пять минут выдать бунтовщиков. В противном случае все будете уничтожены. Кто кричал?

Прошло две минуты. Новобранцы молчали.

- Кто кричал? - поглядывая на часы, повторил Роджерс.

В рядах было по-прежнему тихо.

- Осталась последняя минута! Полминуты!

Когда назначенное время истекло, Роджерс скомандовал пулеметчикам, чтобы они приготовились к открытию огня. Это было понятно новобранцам даже без знания языка.

- Кто кричал? В последний раз спрашиваю! - с угрозой сказал комендант.

Новобранцы по-прежнему молчали.

Тогда разъяренный Роджерс выхватил из толпы несколько юношей, подвернувшихся ему под руку, и расстрелял тут же, перед строем. Остальных под караулом повели в казармы.