Северная Аврора

В конце длинной улицы, пересекавшей Петроградский и Троицкий проспекты, открылся горизонт. Показалась Двина. Небо вдруг потемнело. С реки подул резкий ветер. Опять хлестал дождь. Но когда колонна вышла на набережную, блеснуло солнце и в разрывах туч появился клочок неба, ясно-зеленого и прозрачного.

Всю ночь Шура Базыкина не спала. Не раз она подходила к тахте, на которой спали обе ее девочки, склонялась к изголовью, с тревогой думала: "Что же теперь будет с детьми?" Не раз она принималась плакать... Заснула Шура только под утро. Вчера она просила тюремное начальство разрешить передачу, ей отказали. "Расстрелян? Заболел? Умирает в больнице?"

Муж ее, Николай Платонович Базыкин, секретарь губернского совета профсоюзов, числился за "союзной" контрразведкой, поэтому весь вчерашний день Шура потратила на то, чтобы добиться приема у начальника контрразведки полковника Торнхилла.

В конце концов англичанин принял ее. Это был высокий старик с прилизанной седой головой, с крошечными усиками, с вытянутым пожелтевшим лицом. На левом рукаве его желтого френча блестело несколько сшитых углами золотых полосок. Прекрасно понимая русский язык и даже свободно на нем изъясняясь, он никогда им не пользовался. Так и сейчас он выслушал Шуру, безукоризненно говорившую по-английски, затем, не ответив ей ни слова, вызвал своего адъютанта, молодого офицера в русских сапогах со шпорами и с аксельбантами на плече. Адъютант выпроводил Шуру из кабинета. В приемной он заявил Шуре, что на днях ей будет разрешено свидание с мужем. Но, несмотря на это, сердце Базыкиной тревожно ныло: она уже не верила в эту возможность.

...Наступило утро.

Старшая дочь, восьмилетняя Людмила, сидела за столом и пила кипяток с черным хлебом, ей надо было идти в школу. Для младшей девочки грелась манная каша.

В комнате запахло горелым. Шура бросилась к керосинке. В эту минуту в сенях кто-то постучал, дверь распахнулась, и в камнату вошла запыхавшаяся соседка.

Она Взволнованно и сбивчиво рассказала Шуре о том, что партию заключенных, среди которых находится и Базыкин, отправляют сейчас на Мудьюг.

- Если хочешь повидаться, торопись... Их уже перевезли на левый берег. Заставили что-то выгружать из вагонов. Конечно, их стерегут. Но хоть издали посмотришь.

- Как же так?! - ужаснулась Шура. - Я ведь вчера была у Торнхилла... Почему же он мне ничего не сказал?

- Эх, молодка, чего захотела?.. У пристани стоит транспорт "Обь". На этом транспорте их повезут. Ну, скорей, скорей, Шура! - торопила ее соседка. - А то опоздаешь... Иди, а я за ребятами пригляжу.

Шура достала зимнее пальто мужа, его барашковую шапку, валенки и связала все это в узел.

- Не надо! Ничего не надо... - сказала соседка, махнув рукой. - Тебя же все равно к нему не пропустят!

Но Шура ничего не ответила. Упрямо мотнув головой, она взвалила узел на плечи, взяла корзинку с приготовленной еще вчера едой и выбежала из дому.

Точно во сне добежала она до пристани.

На левом берегу находились вокзал, товарная станция, склады, стояли возле причалов суда, ожидавшие погрузки. Свистели паровозы. На большом морском пароходе завывала сирена.

Чтобы попасть на левый берег даже в тихую погоду, требовалось не менее четверти часа. Сегодня же Двина будто нарочно расшумелась и тяжело катила свои побуревшие воды.

Когда Шура подбежала к перевозу, пароходик уже отходил, сходни с пристани были убраны. Причальный матрос пытался удержать Шуру, однако она вырвалась из его рук и, чуть не уронив вещи в воду, перемахнула прямо с пристани на палубу.

Пароходик был переполнен. Люди толпились на скользкой палубе и сидели на деревянных скамьях. Но Шура никого не замечала и ничего не слышала. Поставив около себя корзинку и узел, крепко сжимая холодные, мокрые поручни, она стояла на корме, не чувствуя ни холода, ни осеннего ветра, пронизывающего ее до костей.

Сейчас она должна была бы давать урок английского языка в квартире адвоката Абросимова. С начала оккупации все отказались от ее уроков. Чем руководствовался Абросимов, приглашая к своим детям жену арестованного коммуниста, она не знала... Дешевой платой? Пусть эксплуатирует! Что делать, когда девочки голодают? "Ни одного дня без английского", - таково было требование. Сегодня она забыла об уроке.

Лишь одного Шура никак не могла забыть: последнего дня, проведенного вместе с мужем. Это было больше двух месяцев тому назад, но память до сих пор сохраняла каждую мелочь.

Николай пил чай. Несмотря на все то, что произошло за последнее время, он не казался удрученным.

- Я не могу покинуть Архангельска... - решительно говорил он. - Я не имею права бросить рабочих. Ты, Шурик, не беспокойся. Недельки на две, на три придется куда-нибудь спрятаться. Но подполье будет организовано. Мы будем бороться.