Северная Аврора

Тройка мохнатых лошадок бежала дружно, санный возок нырял в пушистых сугробах, на расписной дуге коренника задорно бренчал колокольчик.

Седоки ехали почти без отдыха. Останавливались лишь затем, чтобы перезаложить лошадей в деревушках, кое-где встречавшихся на пути, и мчались дальше по лесным дорогам из Красноборска к Вельско-Шенкурскому тракту, не зная ни сна, ни усталости.

На облучке рядом с ямщиком трясся вестовой Соколов. В санях, прижавшись друг к другу и закутавшись в «совики», шубы из оленьего меха, сидели Фролов и Драницын.

За этот долгий совместный путь они уже успели переговорить обо всем: о прошлом и настоящем, о Павлине Виноградове, которого оба не могли забыть, о случайных встречах, порой определяющих всю дальнейшую судьбу, о жизни, о любви. Посмеиваясь, они уверяли друг друга, что до самой смерти останутся холостяками и солдатами…

Но о чем бы ни шел разговор, одна и та же беспокойная мысль неотступно тревожила обоих – мысль о предстоящих боях, о выполнении боевой задачи, о взятии Шенкурска.

На второй день пути в одной из деревень они догнали шедший к фронту конный отряд Хаджи-Мурата.

Фролов полагал, что Хаджи-Мурат остался в Красноборске. Еще два месяца тому назад горец был тяжело ранен в ногу, рана у него не заживала. Каково же было удивление комиссара, когда ординарец Акбар доложил, что его командир идет с отрядом.

Фролов вспылил.

– Да ему же приказано было остаться! Передай начальнику, чтобы он явился ко мне…

– Понял, – сказал Акбар, покачав головой.

Фролов и Драницын зашли в избу, отведенную для постоя. Радушная хозяйка угостила их «макивом», похлебкой из соленой трески. Не успели они поесть, как в сенях послышался стук костылей.

Драницын усмехнулся, задержав ложку у рта.

– Мурат! Собственной персоной!

Действительно, это был Хаджи-Мурат. Остановившись на пороге избы, он приложил руку к газырям черкески.

– Ослушник… – сказал Фролов. – Ты что выдумал? Садись.

– Нет.

Мурат стоял в дверях. В руке у него была плетка. Он пристально посмотрел на Фролова и спросил:

– Ты, комиссар, назначил командовать Крайнева?

– Да, я… – несколько смущенный, проговорил Фролов. – Крайнев пошел со своим отрядом. Вернее сказать, с конной разведкой… Он будет в центральной колонне. А твои конники в правой, восточной…

– Мои орлята… и без меня? – оскорбившись, сказал Хаджи-Мурат. – А потом… когда соединятся? Кто будет командовать? Ты думал, комиссар?

Он щелкнул языком.

– Ты ранен… А поход нешуточный, – сказал Фролов. – В таком деле раненый – и себе и другим обуза. Я же о тебе забочусь, чудак ты этакий. Поправишься – дело другое.

– Все идут! Хаджи-Мурат не идет?

– Во-первых, не все. А во-вторых, вот что… – уже сердито сказал Фролов. – Ты находишься в армии. Так не заводи свои порядки! Без лечебной комиссии нельзя.

– Я не лазарет был. Меня кто лечил? – Хаджи-Мурат сдвинул брови. – Комиссия? Я сам себя лечил! На конюшне.

Он скинул с плеч бурку и бросил костыли.

– Лезгинку плясать?

– Слушай, Мурат. Твои чувства мне понятны, но лучше тебе все-таки…

– Нет! – с негодованием прервал его горец. – Только смерть меня сразит! Я сам дохтур… Палки я носил, чтобы ран не портить. Хочу на Шенкурск!

Он поднял костыли и один за другим сломал их о колено. – Пожалста!

Драницын поморщился с невольным раздражением кадрового военного, которому казались странными сцены подобного рода. Но Фролов внимательно следил за Хаджи-Муратом.

Горец, лукаво подмигнув, подвел Фролова к окну.

– Смотри, – сказал он. – Весь отряд просит!

Отряд стоял на улице в конном строю. Одеты всадники были по-разному: кто в крестьянской русской одежде, кто по-кавказски. Позади отряда вытянулся обоз.

В избу зашел ординарец Акбар. Хаджи-Мурат обернулся к нему.

– Акбар, скажи орлятам, еду я…

– А как же приказ? – недовольно спросил Драницын. – Что же, ты в конце концов военнослужащий или нет?

– Я воин, – гордо сказал горец и обратился к Фролову. – Приказ дай, пожалста.

Фролов добродушно махнул рукой, и просиявший Хаджи-Мурат вышел из избы вместе со своим ординарцем.

– Орел! – снова принимаясь за обед, сказал Фролов Драницыну. – Помнишь, как он разгромил американцев в Сельце? Как налетел на них ночью? С ним и ста человек не было, а тех больше тысячи.

– Для операций в тылу врага Хаджи-Мурат, конечно, незаменим, – согласился Драницын.

– А Тулгас? Как он расщелкал интервентов под Тулгасом! Я очень рад, что он будет с нами под Шенкурском. За что я его ценю больше всего? – продолжал комиссар. – Революционное сердце! Другой рубака налетит не разобравшись, с ходу начнет тарарам! А Хаджи-Мурат с толком действует. Одно слово – орел!.. Даром что старик.

– Ну что же… Смелость не знает старости, – сказал Драницын, вставая из-за стола.

Они поблагодарили хозяйку, вышли на улицу и тронулись в дальнейший путь.

Лунной морозной ночью Фролов и Драницын нагнали также направлявшуюся к фронту артиллерийскую группу в составе двух батарей.

Впереди орудий медленно двигался сделанный из бревен треугольный снегорез. Его тащили двенадцать лошадей. Мутная снежная пыль клубами вилась над ним.